Безусловно, что еще до наступления XVII в. можно было сделать вывод о том, что богатство и процветание Китая были связаны с эффективным управлением страной. Мы уже видели, что такого рода выводы делали авторы, цитировавшиеся в предыдущей главе, однако для того, чтобы получить еще более исполненное энтузиазма описание политических достоинств Срединного государства, читатель должен обратиться к труду, озаглавленному «Образцовое описание королевства Китайского, расположения и правительства такового: напечатано на латыни в Макао, португальском городе в Китае. Года Господня 1520 и написанного в форме диалога»
[46]. Из этого труда мы узнаем, что «администрация королевства Китайского большей частью согласуется с законами природы, власть осуществляется не грубыми и неумелыми людьми, но теми, кто резонен в употреблении законов и тренирован в обучении им»
[47]. Здесь мы находим важную тему, которую после будут часто повторять мудрецы с Запада. Подобно тому, как Марко Поло, будучи человеком, происходившим из купеческой семьи, восхищался когда-то Катаем за развитую в нем торговлю, европейские книжники находили для себя объект восхищения в стране, многим обязанной традиции обучения своих чиновников. «Образцовое описание» не оставляет у читателя никаких сомнений в части выгод, которые влечет за собой подобный подход. «По причине этого отличного порядка и гармонического расположения магистратов, подчиняющихся один другому, легко можно вообразить, какой чудесный мир и спокойствие процветают, по всей территории»
[48]. Однако, несмотря на предысторию возникновения подобного взгляда, которую мы могли вычитать в трудах Круца и де Рады, равно как и у анонимного автора цитируемого диалога, первый акт новой драмы в истории отношений Китая и Европы принято считать начинающимся с обоснования в стране миссии иезуитов.
Точно так же, как предшественники Марко Поло почти полностью оказались преданы забвению, также и все, что произошло на линии Китай-Запад до появления на исторической арене Маттео Риччи, практически ушло в небытие. Однако, несмотря на тот факт, что своеобразие и новизна подхода Риччи иногда несколько завышается, нет сомнения в том, что важность миссии и Маттео Риччи, и ордена иезуитов для контактов Европы с Китаем трудно переоценить. Вследствие того, что нашей задачей является, в частности, оценка нового отношения к Китаю, которое зарождалось в то время, необходимо отдать себе отчет в тех огромных интеллектуальных переменах, которые имели место в Европе и в особенности повлияли на само возникновение и на цель существования ордена иезуитов.
То был век, который дал христианской церкви способы, средства и область приложения для новых миссионерских предприятий. Были проведены новые завоевания и установлены новые форпосты во всех странах света — в обеих Америках, Африке, Индии и на Дальнем Востоке. В результате христианской экспансии миллионы нехристиан подпали под юрисдикцию правителей, почитавших себя христианами, а миллионы других впервые оказались в пределах видимости христианского мира. Здесь-то и располагалась новая арена для миссионерской активности и новый вызов, который никак не могла проигнорировать христианская церковь.
В то время как корабли испанцев и португальцев бороздили мировой океан, дома, в Европе XV–XVI вв., укреплялись и развивались новые монархии. Французские короли также разделяли со своими иберийскими кузенами осознание тех преимуществ для национального престижа, которые таили в себе организация и поддержка миссий на территории новых отдаленных владений. В то же время увеличение доходов предоставляло необходимые ресурсы для расширения работы церкви.
Расширение физических горизонтов Европы сопровождалось новым интеллектуальным пробуждением, стимулировавшимся не только этими исследованиями, но также и новым интересом к классическому обучению, подогретым широким распространением книгопечатания и воплотившимся, в частности, в распространении университетов. Под натиском протестантизма Римская католическая церковь также разделила этот дух возрождения, вдохнувший новую жизнь в старые религиозные ордена и послуживший установлению новых, таких как «Общество Иисуса», основанное в 1534 г. небольшой группой единомышленников в Парижском университете. Основал орден Игнатий Лойола. Новая организация быстро расширялась и вскоре стала самой мощной силой контрреформации.
Сын испанского дворянина Игнатий Лойола посвятил свою молодость военной карьере, но оставил ее в 1521 г., когда в небольшой стычке с французами ему повредили ядром ногу. Ему было суждено остаться на всю жизнь хромым, а в течение долгого и болезненного рекреационного периода его характер претерпел странные метаморфозы. Рвение, в молодые годы направленное на поиски славы на военном поприще и расположения прекрасного пола, теперь обратилось на религиозные темы. Первой его идеей было вести миссионерскую работу на Святой Земле Израиля, но ему пришлось удовлетвориться лишь паломничеством в Иерусалим: вследствие того, что страна находилась тогда под турецким началом, любая попытка проповедовать веру на Святой Земле была бы просто нереальна. Однако миссионерская работа всегда оставалась одной из основных целей, которые ставили перед собой иезуиты.
В поисках объяснения огромного успеха и быстрого распространения по миру иезуитских проповедников мы должны в первую очередь вглядеться в личность самого Лойолы.
Игнатий Лойола
Парижский университет, один из первых по времени образования в Европе, был учрежден в 1200 г. французским королем Филиппом И. Английский ученый Карсон написал для него устав, утвержденный королем в 1205 г., а во времена Карла V Мудрого университет получил титул «старшей дочери французских королей». Самое название «университет» было впервые применено к парижскому образовательному заведению, так как, по идее Карсона и других основателей школы, в нем наблюдалось всемирное средоточие преподавателей и учащихся. С самого начала владевший обширными привилегиями университет в Париже особенно прославился в XIV и XV вв., когда он мог вмешиваться в политические события Франции и имел своих представителей в генеральных собраниях. Из четырех факультетов доминирующую роль играл богословский, преобразованный в 1257 г. Робером де Сорбонном в высшее учреждение, с гордостью называемое «непрерывным галльским собором». Сорбонна всегда стояла на страже чистоты католической религии, была верной помощницей Папы в борьбе с ересями, первая начала опровергать Лютера, Кальвина и Цвингли и первая же впоследствии вооружилась против иезуитов. Философская диалектика, преподаваемая в высших учебных заведениях, с давних времен слилась с богословием под общим названием «схоластика» и достигла апогея своего развития в XIII и XIV столетиях, но в первой четверти XVI в. значение схоластики начало падать благодаря нападкам Оккама, Буридана и других ученых. Однако Парижский университет и Сорбонна продолжали по-прежнему привлекать тысячи слушателей, желавших работать под руководством Гомбо, Бьюканана, Говеа, Латомуса, Гийома Бюде, Пьера Данеса, Ласкариса, Жана Сапиньяка, Рамуса и других светил науки той эпохи. Правда, все ученые и профессора подчинялись строгим схоластическим правилам ригоризма в своих лекциях, не смея ни на волос уклониться от предначертанных рамок, но тем не менее любознательная молодежь стекалась в Париж со всех сторон: одни жаждали укрепиться в догматах веры, другие же, наоборот, стремились ознакомиться с идеями Лютера, Цвингли, Кальвина и Меланхтона.
