Общеиезуитский официальный костюм напоминал костюм васконца: сомбреро или шляпа с полями, старинный черный плащ и под ним черная сутана, в случае же надобности иезуит мог явиться в омофоре епископа, мантии кардинала, мундире офицера, сюртуке частного лица и т. д. О внешности иезуита есть предписание Лойолы: «Голова слегка наклонена вперед, но не свешена вправо или влево, глаза опущены настолько, чтобы не смотреть на собеседника, а искоса следить за ним, хмуриться и морщить нос не следует, вообще сохранять невозмутимость, но при этом внешний вид иметь больше ласковый и довольный, чем печальный, не разевать рта и не поджимать губы, ходить по возможности всегда степенно»
[59]. Таким и вошел в обыденное сознание образ отца-иезуита. Посмотрим, насколько правильно внешнее впечатление отражало суть деятельности членов «Общества Иисуса».
Глава III
Китай в XVI–XVII вв. и первый период истории миссии
(1552–1722)
Как уже говорилось, Азия воспринималась европейцами как наиболее совершенная и удивительная часть мира. Такое убеждение было весьма заманчиво для размышлявших о судьбах христианства европейцев с тех самых пор, когда ближайшими берегами Старого Света стало побережье Земли Обетованной. Однако в тех краях, где Азия выходила за пределы достаточно изученных территорий, т. е. на Дальнем Востоке, географ неизбежно становился ибо поэтом, либо пророком. В соответствии со старинными сведениями, уцелевшими со времен Римской империи, на восточных рубежах мира жили серы, которые «счесывали шелк с деревьев»; именно торговля шелком и положила начало караванной торговле с Западом. Исходя из несложного допуска, что подобное благолепие требовало исповедания единственно правильной религии, появилось мнение о необходимости обратить неизведанные территории в христианство.
Не стоит забывать и о том, что по следам исследователей всегда спешили завоеватели. Достижения первооткрывателей имели далеко идущие последствия для всего христианского мира, который весьма значительно расширился в результате великих географических открытий. Как грибы после дождя, перед изумленным взором европейцев представали многочисленные народы и разнообразные культуры. Как же шла работа миссий в новых землях? Оценивая ее в целом, уже в 1929 г. Папа Пий XI отметил, что «национализм всегда был бичом миссий; не будет преувеличением назвать его проклятием»
[60]. И хотя некоторые исключения имелись, можно с уверенностью сказать, что доминирующим духом миссий XVII в. был европоцентризм. А европоцентризм как миссионерский метод мог преуспеть лишь, когда для него имелись определенные условия.
Китай XVII в., управлявшийся династией Мин, представлял собой еще более крепкий орешек для христианских миссий, чем Индия. Здесь миссионеры столкнулись не только с высокой культурой, но и с унифицированным политическим бытием, оставлявшим все, кроме абсолютно замкнутого существования, за стеной изоляционизма. Китай был больше чем государством. Это был целый мир в себе, при том — мир закрытый. Он идентифицировал себя с цивилизацией, за границами которой не существовало ничего, кроме варварства. Китай мог быть терпимым к этому миру варварства лишь на тех условиях, чтобы контактировать с ним как можно меньше. Агрессивная лихорадка экспансионизма, которая горела в мире Запада, не имела аналогов в позднеминском Китае. Дух высоких приключений, страсть к созданию империи, к власти, престижу, богатству, рвение, проявлявшееся в распространении христианства, усеяли моря испанскими и португальскими кораблями. Европейцы высаживались на всех берегах, метались от завоевания к завоеванию, алчущие знаний и богатства, исполненные азарта и стяжательства. Китаю был неведом этот дух.
Китайская культура была стара и относилась с презрением ко всему, что не принадлежало к прошлому. В этом виделась тень стагнации и маломыслия. Абсолютно признавалось, что китайская цивилизация была сформировавшимся продуктом: она давным-давно нашла окончательные формулировки и ничего нового добавить было нельзя. Огромная философская активность периода Сун (960–1279 гг.) пришла к заключениям, которые были восприняты как окончательные,
А если будущее не могло предложить ничего нового, еще меньше проку было бы искать мудрости у варваров. Трудно представить себе европейцев XVII в., ищущих озарения у темнокожих аборигенов Африки. Не менее трудно представить китайцев XVI в., ищущих света на Западе. Ортодоксальность стала при Мин и краеугольным камнем, и оселком истины, тогда как пробным камнем самой ортодоксальности стала верность учению Чу Ши и его интерпретации сунской школы неоконфуцианства,
Иезуиты внесли новые методы в устоявшиеся способы обращения неофитов, Их зачастую обвиняли в том, что они шли на компромисс в вере. Отцы же снова повторяли, что используют методы культурной адаптации, которые сыграли положительную роль в первые века христианской экспансии. Орден, основанный, как было сказано, в 1540 г., был еще молод, а святой Игнатий Лойола не боялся прокладывать новые пути, Одно из первых правил ордена требовало от его членов изучения языка страны, в которую они ехали. Ныне это требование кажется очевидной необходимостью, и тем не менее этот первый закон культурной адаптации ранее полностью игнорировался: обычной практикой миссионеров в дальних странах были наставления в вере через переводчиков. Переубедить приверженцев подобного подхода было непросто.
Среди первых проповедников на Дальнем Востоке был один из самых первых сподвижников Игнатия Лойолы Франциск Ксавье (Francis Xavier), позже причисленный К лику святых. Он попытался открыть вере Японию и продолжил свою миссионерскую деятельность на границах южного Китая.
В 1554 г. Кантон был впервые открыт для строго лимитированной торговли. А португальцы, обосновавшись на крохотном островке возле южных берегов Китая, организовали новое сообщество — город Макао, которому предстояло сыграть важную роль в истории контактов Запада и Востока. Оба эти поселения явили собой как бы маленькие трещины, послабления в стене изоляций
В 1555 г. в Кантоне тщетно попытался проповедовать Мельхиор Нан (Nunes) Баррето. В 1565 г. предводитель макаоских поселенцев Франсиско Перес предстал перед официальным трибуналом в Кантоне с официальным запросом о допуске иезуитов к обоснованию в Китае. С ним обошлись достаточно учтиво, но посоветовали выучить китайский язык и отослали назад в Макао.
В 1568 г. испанский иезуит Жуан Батиста Рибейра, позже служивший секретарем у Франческо Борджа, третьего генерала иезуитского ордена, приехал в Макао, но отбыл в Европу ни с чем. Генералу ордена докладывали, что попасть вглубь континента представляется невозможным. Когда в 1565 г. испанцы завоевали Филиппины при помощи августинцев, это было воспринято как приобретение плацдарма для продвижения в Китай, а в 1571 г. губернатором Легаспи была основана Манила. По свидетельству одного из макаосцев, Алфаро, «желание попасть в Китай с солдатами или без таковых равносильно попытке достичь Луны»
[61]. Как всем теперь известно, и на Луну можно попасть, это лишь вопрос правильного подхода.
