После смерти японского сёгуна Хидэёси в 1598 г. разрушительная война между Китаем и Японией в Корее прекратилась. Но Китаю не удалось выиграть ее ни в одном из мыслимых смыслов. Несмотря на сотни тысяч солдат, принимавших участие в боевых действиях, на миллионы затраченных лянов серебра, китайская армия по своей организации не могла сравниться с японской, и лишь кончина сёгуна Хидэёси спасла положение. Китай вынес из войны опустошенную казну, а Корея — раны, от которых она так полностью и не оправилась. Настала пора евнухов воспользоваться ситуацией. Тысячи евнухов, погрязших в коррупции и несанкционированных вымогательствах, облеченные распоряжениями императора и без оных, кинулись в провинции Китая, выжимая деньги под любым мыслимым предлогом, который могли изобрести. Лишь малая часть полученного дохода попадала в пекинскую казну. Теперь власть в Китае лишь в ограниченной степени находилась в руках императора и только иногда в руках основных министров государства. Евнухи заправляли всем. Император Ваньли, который вступил на трон тридцатью шестью годами раньше описываемых событий в возрасте девяти лет, был воспитан и обучен исключительно евнухами. Он так и оставался под их влиянием, а в последние 20 лет своего правления отказался даже от попыток имитировать управление государством через традиционные официальные каналы, позволяя евнухам и любимым наложницам управлять всеми делами страны.
Риччи был в общих чертах знаком с этой ситуацией, но он, конечно же, не мог провидеть, насколько Минская династия была близка к своему концу. Во время своего второго путешествия в Пекин ему пришлось познать истинный смысл и объем влияния евнухов в стране.
К первому году XVII в. он собрал все рекомендации, какие мог добыть, и совершенно необходимые подарки, представлявшие собой европейские предметы, незнакомые китайцам, и организовал максимально безопасную транспортировку груза из Нанкина в Пекин. 18 мая 1600 г. Риччи выехал по уже знакомому ему пути на север — по Великому каналу из Нанкина в Пекин, запасшись полным комплектом всего необходимого для организации нового форпоста миссии в северной столице. Отец Риччи очень красочно описывает и Янцзы, и Хуанхэ, и Великий канал, построенный между этими величайшими водными артериями страны. Он отмечает, что европеец счел бы морской путь более кратким и безопасным, но что боязнь пиратов настолько глубоко укоренилась в сознании китайцев, что они полагают такое путешествие весьма рискованным. «… Помимо крупных городов, вдоль берегов расположено столь много поселений, деревень и домов, что можно было бы назвать весь этот путь населенным. Нигде… нет недостатка в провизии типа риса, пшеницы, мяса, рыбы, фруктов, овощей и вина… Посредством канала они… перевозят огромные количества дерева для императорских построек, бревна, колонны… особенно после того, как дворец был сожжен… каждый год южные провинции обеспечивают императора всем тем, в чем он нуждается… для того, чтобы хорошо жить в неплодородной провинции, /где находится/ Пекин»
[81]. Риччи красочно описывает, как доставляются продукты летом, когда долгая транспортировка их по каналу могла бы испортить даже менее нежные продукты, чем те, которые шли к императорскому столу. В книге мы находим указание на хранение еды во льду для сохранения продуктов. «Не зря говорится, что в Пекине ничего не растет, но там всего хватает
[82].
Маттео Риччи. Со старинной гравюры
По Великому каналу Риччи доплыл до Линьцина, города на границе провинций Шаньдун и Хэбэй. И в этом городе он попал в тюрьму. Не в первый и не в последний раз Риччи стал разменной картой в сложной игре евнухов, использовавших диковинного европейца и то, что он возил с собой, в своих корыстных целях. В результате сложных интриг Риччи оказался практически узником влиятельнейшего евнуха Ма Тана, чья отвратительная репутация была достаточно хорошо известна иезуитам. Не обошлось без изысканных китайских издевательств, когда Ма Тан распростерся перед изображением Девы Марии, обещая ей, что он найдет для нее подобающее место в пекинском императорском дворце. Развлекая своих узников театральными и цирковыми представлениями (актеры, канатоходцы, жонглеры и «прочие паразиты», по определению Риччи, входили в свиту Ма Тана), Ма Тан вынашивал замыслы о том, как бы получше выманить у Риччи те некитайские богатства, которыми располагал последний. Одновременно вся компания передвигалась на север, в Тяньцзин. В начале августа они достигли порта невдалеке от устья Бэйхэ, находившегося где-то в 170 км от Пекина, и там же, исполнив официальную процедуру принятия дани от представителей подданных народов, Ма Тан в конце концов забрал дары, предназначавшиеся императору, перевез их к себе домой и уехал на юг, оставив иезуитов в тяньцзинском заточении практически уже безо всяких надежд.
2. Маттео Риччи в Пекине
В течение долгих месяцев миссионеры не имели никаких сведений о своей дальнейшей судьбе. Риччи так никогда и не узнал, что именно произошло, однако совершенно неожиданно от того же евнуха Ма Тана пришел приказ препроводить иезуитов в столицу. Вероятно, при дворе в Пекине кто-то узнал о европейцах и, в особенности, об их дарах, пропадавших втуне вдали от августейших глаз, и Ма Тан post factum попытался извлечь выгоду из того, что в его руках находились и люди, о которых шла речь, и информация. Евнух был разъярен, но приказ исходил от персон более влиятельных, чем он, и поэтому ему ничего не оставалось, кроме как вернуть подарки владельцам.
Риччи снова собрал свой багаж, особенно тщательно спрятав в нем фрагменты «настоящего креста», и делегация отправилась в путь уже с сопровождением, положенным для послов, везущих "дань". Таким образом, 28 января 1601 г., на 49-м году жизни и на 18-м году своего пребывания в Китае, Маттео Риччи снова приехал в Пекин, на этот раз для того, чтобы остаться в нем на те девять лет, что ему еще предстояло прожить. Уже немолодой священник видел перед собой воплощение своей самой главной мечты — приближение ко двору императора, бывшего монархом, по его оценкам, 150 миллионов китайцев
[83].
Как гласила теория и практика, которой придерживались иезуиты, для уловления душ нации следовало в первую очередь обратить в христианство их правителя. Как бы изможден и болен ни был Маттео Риччи (а со времен Шаочжоу его преследовали приступы малярии), у него хватало сил на то, чтобы обдуманно организовать свой приезд туда, куда вели его долг и рвение миссионера.
