Приходится разделять материалы, опубликованные и предназначавшиеся для печати и закрытые в соответствии с практикой; установленной Поланко, секретарем Игнатия Лойолы, который постановил, что существуют' материалы, предназначенные не для печати; а для глаз начальства. Таким образом, самые откровенные иезуитские отчеты остались неопубликованными, так как их не пропустила иезуитская цензура.
Несмотря на все вышеописанные трудности, для западных исследователей труды миссионеров давно стали не менее важным историческим источником, чем Бичурин и Спафарий у нас. Особенно ценным является то, что многие иезуиты жили и работали в столь отдаленных уголках Китайской империи, где до конца XIX в. не ступала нога ни одного человека с Запада.
Таким образом, если мы условно разделим все источники по истории Китая на три группы: 1) археологические памятники и памятники материальной культуры, 2) внутренние источники и 3) внешние источники, то в последней группе иезуитские свидетельства должны занять важное место наряду с арабскими, западными, российскими, тибетскими и прочими трудами.
Будет не преувеличением, а лишь данью исторической правде, если мы наконец-то признаем, что не кто иной, как иезуиты положили начало китаеведению в Европе, ибо, как известно, именно на их материалы и контакты с ними опирался великий Лейбниц, написав свой первый труд о Китае.
Нельзя недооценивать тот факт, что отцы-иезуиты порой неправильно толковали то, что видели, но аутсайдерская точка зрения заставляла их записывать то, что избегала фиксировать или даже скрывала китайская летопись. Безусловно и то, что мотивы их действий были преимущественно религиозными. Даже те французские иезуиты, которые приехали в Китай официально как «математики короля», (посланные Людовиком XIV служить советниками Канси и писать отчеты во Французскую академию наук), рассматривали свою научную работу как вторичную, как средство, чтобы проникнуть ко двору и ослабить влияние португальцев. Иезуиты видели себя в основном миссионерами и лишь с наступлением XVIII в., будучи подвергнуты гонениям, отчасти почувствовали себя китаеведами поневоле. Самым ценным фактором их пребывания в Срединном государстве было наличие времени и возможности читать китайскую литературу и писать самим.
Даже несмотря на то, что многое из написанного св. отцами осталось неопубликованным, они заложили фактическую основу синологии в Европе, открыто переписываясь с первыми европейскими ориенталистами: Никола Фрере, Этьеном Формоном и великими синологами XIX в. — Абель-Ремюза и Джеймсом Леггом.
Через поколение после иезуитов-первопроходцев появляется четырехтомник Жана-Батиста Дю Гальда (Jean-Baptist du Halde) «Описание географии, истории, хронологии, политики Китайской империи и Китайской Татарии» (Париж, 1735)
[4]. Эти и многие другие труды дали в Европе толчок «вторичному китаеведению» — возникнув в XVII в., в XVIII в. расцвели литературные и научные журналы, так или иначе освещавшие китайские дела.
Главная проблема, как она видится сейчас, состоит в том, что о иезуитах в Китае многое написано исследователями церкви и миссий, но сами их ценнейшие свидетельства почти не учитываются историками Китая и общественных наук.
Если говорить о библиографии самой миссии, то старая китайская миссия (с 1580 г. до репрессий конца XVIII в.) описана и представлена в нескольких стандартных библиографиях: 1) в «Библиотеке ордена иезуитов» (по авторскому принципу); 2) в «Библиографии миссий» (хронологически); 3) у А. Кордье в «Biblioteca Sinica» (по тематическому принципу). Библиография трудов иезуитов дефектна изначально, так как, как указывалось, не все документы предназначались для печати (например, коллекция Борджа в Ватиканской библиотеке до сих пор не опубликована, то же самое относится к библиотеке в Шантильи).
Библиография произведений многих ведущих иезуитских миссионеров остается незавершенной. Причин много и они очевидны: здесь и разнообразие языков, на которых написаны источники, проблемы, возникающие при переводе с китайского языка, рассеяние иезуитских библиотек и архивов в Китае в конце XVIII в., существование многих копий и переводов, разбросанных по Европе, проблемы оригинальных и отредактированных версий.
Однако порядок постепенно наводится большей частью самими же иезуитскими архивистами: были опубликованы труды членов «великой троицы» — самого Риччи, Фердинанда Вербиста (в 1938 г.) и Иоганна Адама Шалля фон Бэлл (в 1942 г.). Выходят журналы «Monumentа Serica» и «Archivum Historicum Societatis Jesu». При поисках необходимых материалов возникают трудности, которые в основном обусловлены огромным разнообразием периодики, среди которой необходимо учесть специальные синологические издания, труды историков миссий и религий, географические и исторические журналы, публикации самих орденов и национальных исследователей. Публикации орденов особенно трудны для доступа, а между тем есть пробелы даже в издании трудов «великой троицы». Тем не менее Иезуитский институт истории в Риме предпринял грандиозную публикацию «Documenta Sinica».
Основные фонды миссии содержатся в Риме: в Иезуитском архиве, в Ватиканской библиотеке, в Ватиканском архиве, в Библиотеке Витторио Эмануэля, библиотеке и архиве Propaganda Fide и в библиотеках и архивах орденов. Многие материалы находятся также в Париже, Лондоне, Мюнхене, Лиссабоне и Мадриде. Так, в Лиссабоне был снова обнаружен иезуитский архив из Макао, считавшийся погибшим после репрессий XVIII в. Оказалось, что документы были секретно перевезены на корабле в 1761 г. сочувствующим церкви капитаном.
Для историка Китая каталоги печатных книг иезуитского происхождения в больших библиотеках Китая, Европы и Японии представляют огромный интерес; эти документы выявляют роль иезуитов как культурных посредников между Западом и Востоком. Однако великие иезуитские библиотеки в Китае (в Пекине и в Цзыкавэе под Шанхаем) бережно охраняются китайским правительством от глаз посторонних историков. Каталог библиотеки Бэйтан (Пекин) отсутствует вовсе.
Ценность описанных источников для историков миссий и церкви очевидна. Для историка Китая — пока не столь явна, так как обычно бытует «здоровое» недоверие к предвзятости этих свидетельств, а тональность иезуитской литературы конца XVII — начала XVIII вв. (во времена так называемой «дискуссии о ритуалах») лишь усиливает подобное впечатление. Нет сомнения, что иезуитские источники, как, впрочем, и любые другие, следует использовать осторожно и в четком историческом контексте.
Китаевед, однако, не сможет не соотнести свидетельства самих героев описываемых событий с тем, как они отражались в китайской летописи. Необходимо заметить, что, за исключением чисто фактологической канвы событий, связанных с пребыванием миссии в Китае, династийные истории «Минши», «Цинши гао», и некоторые другие официальные источники мало в чем могут соперничать с отчетами самих иезуитов, так как в китайских источниках не делалась попытка оценить истинные цели, ради осуществления которых отцы с такими трудностями проникали в Китай, где занимались отнюдь не только своими прямыми обязанностями, но и выполняли массу побочных функций — от поддержания в порядке механических аппаратов до перевода русским послам. Тем не менее самый факт включения жизнеописания Маттео Риччи в раздел Лечжуань Минши свидетельствует о высоком признании его заслуг при дворе и среди современников. Стараниями Маттео Риччи и его коллег в Минши появился и цзюань «Идалия чжуань» («Описание Италии»), где содержатся сведения из китайской работы самого Маттео Риччи «Ваньго цюань ту» («Общая карта десяти тысяч государств»), где он рассказывает о существовании пяти континентов, упоминает Европу и дает некоторые начальные сведения о той географии, которая оставалась тайной для китайцев конца XVI — начала XVII вв.
