На практике эта напряженность выразилась в том, что сановники Либу не давали послу возможности вручить документы, среди которых было письмо от русского царя Алексея Михайловича. Более тридцати раз Спафарий был вынужден начинать разговор о том, что должен передать бумаги лично, и каждый раз ему отказывали, ссылаясь на нерушимость традиции, запрещавшей личный контакт иностранцев с императором. В конце концов сановники Либу вернулись к Спафарию с Фердинандом Вербистом и руководителем Либу. Вербист был облачен в маньчжурское платье и говорил по-латыни. Посол поблагодарил сановников за то, что они привели иезуита. С тех пор весь перевод осуществлялся Вербистом.
Теперь уже были подробно рассмотрены вопросы о спорных территориях в Сибири, сопровождавшиеся тщательной аргументацией с обеих сторон. Спафария снова заверили, что были предприняты специальные меры для того, чтобы получить послание царя в наиболее необычной манере, возможной для Палаты, что предлагавшаяся ему процедура разительно отличалась от проводившейся церемонии вручения императору документов любыми другими руководителями государств.
В результате договаривающиеся стороны сошлись на том, что Вербист перепишет под диктовку Спафария содержание письма царя и передаст доклад сановникам. Беседы русского посла и иезуита проходили под присмотром личного фаворита самого императора, который должен был убедиться в том, что они понимают друг друга.
Интересно, что Вербист был откровенен со Спафарием и сказал ему, что китайцы — варвары, которые с недостаточной почтительностью относятся к послам и обращаются с ними так, как хозяин со слугой. Он упомянул и о других примерах унизительного обращения и заставил посла поклясться на святой иконе не рассказывать никому о том, что рассказал ему, и не писать об этом до тех пор, пока Спафарий не покинет Китай.
С первого взгляда трудно поверить в то, что Вербист, друг и близкий Канси человек, мог сказать все это настолько серьезно. Однако на следующий день, когда официально было заявлено, что консультации с императором по вопросам Спафария еще не были проведены, Вербист снова подтвердил свое расположение и доверие к русскому послу тем, что поведал ему правду — император уже все знал и отдал повеление искать в древних книгах прецедент, что временно тормозилось сановниками.
Около двадцати раз в течение последующих недель Вербист пользовался возможностью поговорить со Спафарием на непонятной китайцам латыни. Позже он добавил к этим откровениям и другие. Спафарий пожаловался, что он сам и его свита практически находились в заключении во дворце "Четырех варваров". Маньчжурский сановник пообещал поговорить об этом со своими руководителями. Вербист снова притворился, что читает какой-то документ, и потом сказал послу, что маньчжуры придерживают решение вопроса в надежде, что посольство уедет. Вербист прояснил, что император конфиденциально спрашивал его о Спафарии и о переговорах и склонялся к тому, чтобы принять его, однако, будучи еще довольно-таки молодым человеком (Канси было чуть больше 21 года), попал под влияние сановников. Иезуит добавил, что император склоняется к добру, но вот его министры упрямы и горды.
Вербист держал Спафария в курсе развития событий, касавшихся разработки церемонии вручения царских грамот. В конце концов процедура были измышлена — Спафария допускали к императору, которому передавались документы через посредников, в то время как император был скрыт от посторонних глаз экраном. Вечная для русских посланников проблема коутоу снова задерживала принятие окончательного решения. Спафарий отказывался даже обсуждать идею коутоу до тех пор, пока не получит гарантию того, что посланию его царя воздается должный почет. Он не хотел и вручать подарки раньше письма, подчеркивая, что отвергает попытку относиться к ним как к дани. Придя к некоему компромиссу, от Спафария добились согласия сделать коутоу.
То, как прошла церемония, было неким триумфом Спафария, так как китайский двор был вынужден принять его письма и подарки с основательной демонстрацией почтительности.
Проблемы не закончились с первым визитом. Посольству предстояло добиться решения еще нескольких вопросов. Интересно, что Спафарий пытался через Вербиста подкупить некоторых китайских чиновников, чтобы повлиять на развитие событий в отношении своей миссии. Вербист лично брал от него подношения для того, чтобы передать их адресатам.
Аудиенция с императором состоялась, и Спафарий сделал коутоу, однако не совсем так, как того хотелось бы придворным.
За оставшееся до отъезда посольства время Вербист дал Спафарию весьма детальное описание военных и финансовых проблем, стоявших перед маньчжурским правительством в Китае. В передаче этих сведений Вербисту ассистировали иезуиты Буглио и Магалхэнс, словно всегда готовые к интригам против маньчжурского правительства в Китае. Казалось, сами иезуиты были поражены мощью и размерами того государства, которое представлял Спафарий. Они дали понять, что им было жаль, что столь великий монарх, как русский царь, отправил это посольство к маньчжурам, потому что последние были варварами, не знавшими, как воздавать почести там, где это было необходимо. Именно поэтому голландцы и португальцы, не единожды попробовав послать посольства ко двору цинских императоров, более таких попыток не предпринимали. Они желали бы, чтобы царь когда-нибудь послал в Китай войска, чтобы наглядно продемонстрировать разницу между собой и маньчжурами.
В своем «Статейном списке» Спафарий говорит, что в ответ на икону, которую Вербист попросил у него для пекинской церкви, иезуит (взяв с посла клятву не выпускать из своих рук эту информацию) рассказал ему, что император собирался при определенном развитии событий пойти на Россию войной, а также был намерен захватить крепости Албазин и Нерчинск, потому что маньчжуры знали, что гарнизоны указанных крепостей невелики, а Москва далеко. Планы маньчжурского правительства, однако, откладывались до тех пор, пока на подступах к крепостям не была сконцентрирована достаточная военная сила. Иезуиты советовали, в случае если русские не собирались отдавать пленных, о которых шла речь на переговорах, без промедления посылать войска для защиты своих фортов — сами маньчжуры удивлялись тому, как русские не боялись держать столь малые гарнизоны в такой опасной близости от Цинских границ. Иезуиты уверяли, что готовы служить царю так же, как они служат Богу, потому что особой любви к маньчжурам, в отличие от китайцев, они не испытывали.
Несмотря на советы иезуитов и исходившую от них информацию, русские не стали действовать и в 1689 г. потеряли Амур. Многие исследователи полагают, однако, что своими действиями Вербист полностью предавал Канси. Может быть, нежно любя Канси, почти как собственного сына, Вербист тем не менее ратовал за установление в Китае не иноземной, а истинно китайской династии.
Спафарий пробыл в Пекине еще более трех месяцев, до начала сентября, все же добившись более или менее частной аудиенции у императора, переводчиком на которой был, конечно же, Вербист. Однако вследствие того, что император отказался писать русскому царю ответ по той форме, на которой настаивал Вербист, послание русского царя так и осталось без ответа.
