Второй частью стратегии иезуитов, практиковавшейся уже Риччи, была допустимость местных религиозных практик. Эта политика, без сомнения, помогала обеспечить терпимость к миссионерам, но именно она и принесла им жестокую критику оппонентов в рамках церкви за потакание таким практикам, как почитание предков на том основании, что это был лишь символ уважения, но не настоящий религиозный ритуал. Еще одним камнем преткновения был термин, который китайцы использовали в значении «Бог», так как было крайне важно знать, совпадали ли оба имени, обычно используемые китайцами для обращения к их верховному божеству, с христианской идеей Бога. Существовало также определенное количество более мелких пунктов, в которых иезуиты были склонны проявлять более либеральное отношение, чем их оппоненты. Корни этого либерализма могут быть найдены в моральной философии иезуитства, на которую сильно повлияла «Никомахейская этика» Аристотеля, чьи сочинения были главным базисом иезуитского образования. Иезуитам противопоставляли некие общеприменимые этические принципы, тогда как они предпочитали иметь дело с индивидуальными случаями безотносительно к абстрактным, идеальным требованиям. Они плотно занимались служением своим интересам, отказываясь отвечать требованиям этических императивов. Компромисса между их отношением к проблеме и тем, которое культивировали доминиканцы и францисканцы, проповедовавшие, что даже Конфуций был, как еретик, проклят на вечные мучения в адском пламени, быть не могло. Подобные споры были остры не только из-за того, что влияли либо на спасение, либо, напротив, проклятие бесчисленного числа не обращенных душ, но также и потому, что принимали поистине международные масштабы.
В 1704 г., после нескольких десятилетий подобного ожесточения, Папа Клемент XI выпустил декрет, всей своей тяжестью направленный против иезуитов. Условия декрета были снова подтверждены папскими буллами в 1715 и 1742 гг. Это был страшный удар по иезуитам. Потребовалось вмешательство императора-патрона иезуитов Канси, чтобы отвести этот удар. Канси расценил подобные действия Папы как недопустимое вмешательство в дела Китая.
Еще худшим ударом была сама ликвидация церковной миссии в Китае: в 1773 г. подоспели репрессии ордена иезуитов, окончательно поверженных соперниками под предлогом использования неортодоксальных методов. Безусловно, успехам от-цов-иезуитов завидовали. Хотя орден в 1814 г. был восстановлен, удар был ужасающим, так как именно иезуиты были становым хребтом всей христианской миссии и уже имели на своем счету некоторые замечательные успехи. Отныне их работа должна была продолжаться в более или менее скрытой и нелегальной форме, потому что единственный императорский указ, предоставлявший льготы неограниченной терпимости в вере, был выпущен Канси в 1692 г. Тем не менее члены «Общества» не только смогли обратить в христианство некоторых весьма важных лиц при дворе, но также распространили весть о своей религии во многих провинциях империи. Число обращенных ими в христианство китайцев выражалось в шестизначных цифрах, и они даже получили замечательное право на строительство церкви внутри Запретного города — Гугуна, в самом центре государства с абсолютно несхожей морально-этической традицией и религиями.
Падение христианской миссии означало, что ее сотрудники в столице прекратили занимать важные позиции в имперской бюрократической иерархии, тогда как в целом по стране христиане просто оказались жертвами ширившихся преследований, которые были вполне объяснимы: самим своим существованием христиане нарушали императорское законоуложение.
В довершение всего неблагоприятные обстоятельства в Китае сопровождались ослаблением поддержки из Европы. Власть и ресурсы Испании и Португалии уменьшались, а нестабильное положение Франции, кульминацией которого стала революция 1789 г., прекратило приток и денег, и миссионеров. Золотая эра относительного процветания миссии, когда появилось и доминировало видение Китая как монолитного государства, ведомого моральной и политической мудростью учения Конфуция, ныне клонилась к закату.
К иезуитским источникам с готовностью апеллировали писатели-рационалисты, в особенности Вольтер, превыше всего ценившие проявления здравого смысла, морали и «религии» в Китае. Однако ни Риччи, ни его последователи не были виновны в преувеличениях, допущенных Вольтером. Предметом единодушного одобрения первых миссионеров была в основном политическая организация государства, в системе которой они видели воплощение на практике изображенного Платоном правительства философов.
Иезуиты мало занимались буддизмом и даосизмом, в конфуцианстве же их восхищали преимущественно моральные догмы, которые в основе своей, как они считали, не противоречили христианскому-учению о морали. Несомненно влияние сочинений иезуитов на Вольтера и Монтескье, которые органично вплели их восприятие Китая в русло европейской мысли.
Деятельность Маттео Риччи в Китае являлась беспрецедентным опытом пересмотра доминирующих в ту эпоху идеологических позиций и открывала новую страницу в истории культурных связей между Западом и Востоком.
Лукавство (и, как минимум, двоемыслие) целого ряда и групп источников иезуитского происхождения — явление вполне естественное, что подтверждается конкретными примерами. Деятельность иезуитских миссий в Китае XVII–XVIII вв. иногда оценивают как чисто религиозную, проповедническую и в целом малоудачную. Достаточны ли основания для такой оценки? Можно не повторять известный тезис о том, что орден иезуитов — организация, как минимум, специфическая. Позиция и поведение католической церкви и Ватикана в мире традиционно отличались политизированностью, а светская власть пап долго рассматривалась как универсальная. Уже хотя бы поэтому распространение квазиимперского влияния Святого престола приравнивалось к «пропаганде веры», а само содержание этой веры подспудно мутировало. Орден Иисуса, каким он воплотился в жизнь, можно было воспринимать как государственно-политический орган с четкими политическими задачами. Игнатий Лойола создал его как идеальную для своего времени регулярную «армию», которая послужила образцом для армий Нового времени
[228]. При этом орден являлся организацией секретной: в его функции входила разведка и специальные операции. В том и другом качествах он послужил матрицей позднейших секретных служб и тоталитарных объединений. (ЦРУ США, «черный орден» СС). По указанным выше причинам иезуиты вряд ли могли считаться только лишь миссионерами.
Напротив, официальный статус миссионеров позволял им легально находиться в закрытой от внешнего мира стране и пребывать при императорском дворе в Пекине. Этот статус создавал предпосылки для стратагемной дипломатии, а квалификация иезуитов-астрономов облегчала доступ к астрологической службе двора и его «информационно-аналитическим» центрам (что давало дополнительный шанс влиять на политику императорского Китая). Не случайно. в начале XVIII в. Генерал ордена иезуитов Микеланджело Тамбурини говорил маршалу Франции де Бриссаку: «Из этого кабинета в Риме я правлю Европой и всем миром. Но никто не знает, как это делается». Понятие «никто» здесь не надо воспринимать однозначно: не знают непосвященные. И не просто не знают, а даже не догадываются, о чем могли бы знать. Вспоминаются слова Сократа: «Я знаю — чего не знаю. Другие не знают и этого».
