Сквозь тучи пробивался необъяснимо жуткий свет. Варп прорвался через пелену реальности. Под его лучами Хорус посреди обширных разрушений казался на своем месте. Эша видела его будто со стороны, как если бы она смотрела на обгоревшую артиллерийскую платформу второй линии обороны откуда-то сверху. Но она была уверена, что при малейшем движении он ее заметит. Женщина задержала дыхание. Хотелось унять даже стук сердца. Ничто в мире не вселяло в нее такой ужас, как мысль взглянуть в его красные горящие глаза.
Он не смотрел на нее. Он повернулся к своим лейтенантам и поднял руку с когтями. Он начал говорить.
А потом произошло нечто странное. Во время речи его лицо сморщилось. Рука метнулась к боку. И сразу окрасилась кровью. В броне, где только что не было ни единой царапины, открылась рана. Плоть разошлась чудовищной улыбкой, и наружу выплеснулось сразу не меньше литра крови.
Магистр войны пал.
Мгновенный испуг охватил всех собравшихся. Пошло в ход оружие, кто-то открыл стрельбу. Меньше чем через полминуты всю группу скрыло сияние телепортации.
Сыны Хоруса унесли с поля боя своего истекающего кровью отца.
Снова темнота.
Ее разорвал яркий свет. Он бил прямо ей в глаза. Эша поморщилась и зажмурилась. Очень хотелось спать.
— Она жива, — послышался чей-то незнакомый голос.
— Мама! — окликнула ее дочь. — Мама! Ты меня слышишь?
Пилы заскрежетали по металлу. Тяжесть с ее груди улетучилась, оставив острую боль. Слепящий свет стал еще сильнее.
— Мама! Мама! Не покидай нас!
— Она тяжело ранена, — снова раздался другой голос.
— А остальные? — спросила Абхани Люс.
— Мертвы.
— Быстрее. У нас в лучшем случае всего несколько минут, а то враги явятся сюда. Несите ее в челнок.
Третий голос. Тоже незнакомый. Она чувствовала, что должна его узнать, но не узнавала. В ее мыслях образовалось множество провалов. И самым большим был тот, что оставила «Домине Экс Венари».
— Мы стараемся, принцепс.
— Старайтесь лучше!
Ее подняли с трона. Сломанные кости задели одна за другую. Она вскрикнула.
— Осторожнее!
— Надо спешить. Грузите ее на борт.
Ее вынесли наружу. Там их встретил гул работавших на холостом ходу плазменных двигателей. С равнин дул холодный ветер.
— Дождя нет, — прошептала Эша.
— Она разговаривает! — воскликнула Абхани Люс. — Мама! — Теплые пальцы легли на ее руку. — Что ты сказала?
Во время подъема в открытый отсек челнока голова Эши повернулась набок. Прежде чем закрылись двери, она увидела исковерканную целлу «Домине Экс Венари», лежавшую на небольшой скале, покрытой пластбетоном, и фрагмент сорванной крыши. Линзы авгура титана случайно остановились напротив обгоревшей артиллерийской платформы, стоявшей метрах в ста ниже.
Эша узнала ее. Сердце забилось быстрее. Она попыталась сесть. Ее рука на ощупь поискала руку дочери.
— Что? Что такое? — забеспокоилась Абхани Люс.
К ее шее прижалось холодное жало инъектора.
— Дочь моя! — Эша успела договорить, пока впрыснутые в кровь лекарства не унесли ее прочь из мира бодрствующих. — Терра спасена! Хорус пал!
Глава 31
ЭТО НЕ ПОБЕДА
Сангвиний ступил на разбитые стены города Ниркон. Он стоял на фоне сотни легионных знамен, а мегаполис был объят пламенем от основания до самой вершины.
Улей горел в тысячах мест. Перед разбитыми бастионами укреплений лежали исковерканные тела сотен богомашин. Их было так много, что трупы покрывали всю продуваемую снежными вихрями землю. Пролитая плазма еще горела, выделяя интенсивно окрашенные газы, менявшие свой цвет по мере остывания. То здесь, то там гремели детонации неистраченных боеприпасов, до которых добирался огонь, или взрывался реактор. И в этих случаях сверкала вспышка ложной молнии, подсвечивающая изнутри клубы пыли и дыма. Из самого Ниркона тоже доносились раскаты детонации зарядов, расположенных достаточно близко к поверхности, чтобы их можно было услышать, и тогда к ним примешивался скрежет раздираемого металла и рокот обвалов башен и залов. В месте падения «Наковальни» образовалась громадная брешь, светящаяся жаром расплавившегося металла, испускающая к небу колоссальные струи черного дыма. Он маслянистой пеленой растекался по воздуху и закрывал дневной свет, так что казалось, будто улей и его окрестности провалились в глубокую пещеру, полную огня и дыма.
На городской стене, где остановился Сангвиний, его подстерегала опасность. Вся западная часть равнины после удара обрушилась, образовав свежий кратер — огромный, как море. Его советники-машиновидцы призывали Ангела покинуть это место, поскольку весь улей мог провалиться и похоронить его под своей тяжестью. Даже примарх, предупреждали они, не в состоянии будет выжить в такой катастрофе.
Сангвиний отослал их прочь.
— Я умру не сегодня и не здесь, — сказал он.
Ангел не собирался двигаться с места, как его бойцы. Командное подразделение терпеливо ждало. На красной броне Астартес мерцали оранжевые отблески мирового пожара, а Сангвиний смотрел на результат своих деяний.
Горстка уцелевших верных титанов прочесывала кладбище боевой техники, пронзая головы вражеских машин, подающих признаки жизни, очередями снарядов или кинжальными ударами лазерных лучей. Возле их ног двигались Кровавые Ангелы, которые добивали спасшихся членов предательских экипажей и оказывали помощь лоялистам, если такие находились. Но людей из этих команд почти не осталось. Выжившие по большей части охотились, с убийственной эффективностью истребляя всех встреченных изменников.
На краю поля битвы уже начался процесс сбора останков богомашин. Гусеничные транспортеры Адептус Механикус доставили сюда мощными перевозчиками. Гигантские машины с куполообразными корпусами ползали среди недавно внушавших ужас, а теперь мертвых богомашин, отыскивая все, что годилось для повторного использования: орудия, головы, конечности и даже пластины брони. Элементы, разрушенные безвозвратно, они раздавливали, сортировали по составу и перебрасывали на длинные конвейерные ленты, направляя в сопровождавшие их передвижные литейные цеха исполинских размеров.
Примарх, глядя на автоматизированные похороны Культа Механикус, почувствовал, как отравленный воздух обжигает его горло. Техника производила глубокое впечатление, но его душу тронула процессия меньшего масштаба: длинные цепочки жрецов собирали знамена и, переходя от одной машины к другой, протяжно выводили печальную мелодию. Они призывали последнее благословение на загубленные души, будь то титан лоялистов или мятежников. Они испытывали глубокое горе. Сангвиний ощущал его в воздухе. Его пси-чувствительность открывала душу их эмоциям, и он переживал вместе со жрецами. Великий Ангел обладал благородством, и его трогала боль других, даже если речь шла о жрецах Культа Механикус. Хотя они и отреклись от человечности ради машин, их печаль была чисто человеческой, несмотря на все проявления пренебрежения эмоциями и другими свойствами плоти.
