Лара не выходила из комнаты второй день, а Роберт в комнату эту не спешил и по вечерам подолгу засиживался в кабинете за книгой. Сегодня тоже пришел и на несколько секунд задержался на пороге, точно решая, стоит ли входить.
Конечно, ведь в кабинете была я.
– Работаешь? – Преодолев вполне естественный порыв убраться подальше, он все же вошел. И дверь за собой прикрыл, на мгновение задержав пальцы на ручке.
– Заканчиваю, – ответила я и уронила карандаш.
Трудный вечер, хитросплетения слов в договоре и полный раздрай в мыслях. Пожалуй, стоило дать документу отлежаться, а себе отдохнуть, но мне хотелось поддержать Эрика и взять немного его обязанностей на себя. Сейчас, когда они с Полиной нашли общий язык, я старалась помочь сохранить хрупкий, но такой необходимый нам всем мир.
В тот вечер они долго говорили за закрытой дверью ее спальни, а Алиса расхаживала по дому разъяренной фурией. И лишь после полуночи поднялась наверх, хлопнула дверью своей комнаты, и всем стало понятно, что ее план провалился.
Тогда Эрик испугался, а когда мы боимся кого-то потерять – по-настоящему, навсегда – многие обиды кажутся несущественными, глупыми. А гордость – ненужной. Что может дать гордость, кроме одиночества? Быть правым или быть счастливым – извечная дилемма, но Эрик, похоже, для себя ее решил.
Длинные пальцы Роберта бегали по корешкам книг в шкафу, будто паучьи лапки. Цепкие, они вытаскивали книги наполовину, а затем задвигали обратно и продолжали поиски. Не думаю, что он пришел сюда почитать. Скорее, просто захотелось побыть одному, а тут я.
Уступать и уходить я не собиралась. В конце концов, кабинет – единственная комната в доме, где можно посидеть в тишине.
– Не спится? – невинно поинтересовалась я и уткнулась в документы, сделав вид, что полностью поглощена работой. Если повезет, избавлюсь от Роба и закончу составлять иск сегодня. Главное – побольше болтать, как показывал опыт, Роберт не выносил моей болтовни.
К несчастью, сегодня он и сам был настроен поговорить. И от книжного шкафа отвернулся, будто только и ждал, когда я нарушу тягостное молчание.
– Это ненормально, тебе не кажется?
Пытливый взгляд ползал по коже, как надоедливое насекомое, рождая желание его смахнуть. Благо, я научилась выдерживать взгляды и похуже.
– Что именно?
– Эрик и… – Он запнулся, будто следующее слово перекрыло гортань.
– Полина, – помогла я. – Нет, не кажется. Они взрослые люди, и только им решать, ссориться или мириться.
– Законы…
– Значительно устарели, – перебила я. – Как и те, негласные, запрещающие создавать альянсы с охотниками. Жить в одном доме с ясновидцами. Не стоит делать вид, что мир все тот же, к которому мы привыкли в детстве.
– В хаосе проще оправдаться, верно? – ядовито усмехнулся он. – И на фоне грехов Полины твои собственные кажутся мелкими, незначительными. А уж если Эрик ее простил, то тебя и подавно простить сможет.
– Меня? За что меня прощать?
– Ты чуть не сгубила скади. Думаешь, я забыл прошлую войну? Будь уверена, они не забыли тоже!
Роберт подался вперед, глаза его полыхали гневом, и мне показалось, он разрывается между желанием ударить меня и сбежать. Каждый раз в такие моменты я поражалась, откуда в человеке столько ненависти и как она в него помещается. Тамара была коротышкой, но в ней помещалось и того больше…
– Мне казалось, все было наоборот, – как можно спокойнее ответила я. – Это вы чуть меня не сгубили.
Некоторые воспоминания – палачи. Стоят с оголенным лезвием топора, готовые исполнить приговор.
Когда впервые охотники пришли сплоченной армией, я растерялась. Эрика не было рядом, он застрял в неведомых нам измерениях в поисках известных только ему истин, а быть правительницей я оказалась не готова. Были смерти – много смертей, племя скади уменьшилось наполовину. Мы испугались, и впервые я подумала о том, что убеждение драться до последнего в корне неверно. Какой толк в бессмысленных смертях, кому и что мы докажем, если весь мир уже склонил колени перед новой властью?
Когда я пошла договариваться с охотниками, Тамара впервые высказалась против меня открыто. А Роберт ей поддакивал. Был совет и голосование, и их вроде не поддержали… на первый взгляд. Я, помню, радовалась – успех, он ведь окрыляет. Дура! Знала бы тогда, чем все кончится, вела бы себя осторожнее.
И, возможно, не ступила бы на границу смерти.
Впрочем, такие уроки надолго запоминаются. Собственный опыт всегда объясняет предельно доходчиво.
– Это так похоже на тебя – свалить собственные ошибки на других, – снисходительно заметил Роберт.
– Ошибкой было доверять тебе. Больше я ее не повторю.
– Лучше доверять этому…
– Его зовут Влад, – улыбнулась я, с удовлетворением замечая, как меняется выражения лица Роба. Наверное, ему даже имя может причинить боль. Не зря же он по дому бродит по ночам, в то время, как жена спит в холодной кровати в полном одиночестве. – Это так похоже на тебя – путать зависть со справедливостью.
– Думаешь, я завидую ему?
– Уверена. Оттого и исходишься ядом. И там, в Лондоне тоже. Я ведь не к тебе шла за советом, ему звонила. Потому что он сильнее, опытнее…
– Ты – дура! – выплюнул Роб и стукнул ладонью по столешнице, задевая подставку для скрепок, отчего они жалобно звякнули. – Всегда ею была. Думала, что получишь его, если станешь во всем потакать? Ты не нужна ему! Ему никто не нужен, давно пора было понять. Хотя чему я удивляюсь, ты же женщина. И мозгов у вас…
Он осекся. Замолчал. Но мне и не нужно было, чтобы продолжал – иногда для понимания хватает и намека.
Я встала, оправила юбку. И документы аккуратно сложила на угол стола. Роберт дышал тяжело, порывисто. В глаза не смотрел. Стыдно стало? Плевать. Мне давно уже плевать и на него, и на то, что он думает. Жила только откликнулась тянущей болью. И не болью даже – воспоминанием о ней. О цепких, колючих щупальцах Мартина.
– Извини, я вел себя… грубо.
Виноватым он не выглядел, раскаивающимся тоже. И, наверное, я действительно была глупа, если думала, что однажды мы поймем друг друга.
– Спокойной ночи, Роберт.
Иногда не стоит воевать за комнату и лучше сразу капитулировать. Пусть Роб остается там в окружении книг в обнимку со своим одиночеством. Возможно, мои мечты быть с Владом никогда не сбудутся, но он у меня есть. Как друг. Роберт же рискует остаться один. Это ли не справедливое наказание за все, что он сделал?
Говорят, счастье любой женщины – в детях. И это истинно так, ведь никто не говорил, что дети должны быть обязательно твоими. Когда-то я мечтала родить Владу сына. Не наследника, наследник у него уже был, и родила его человеческая женщина. Серая. Невзрачная. Обычно он предпочитал иного типа девушек, но темы Юли мы никогда не касались.
