Он не проявлял к ней интереса, только к мальчику. И воспитывал сам, как считал нужным. Мать не вмешивалась. Пыталась сначала, но после началась война, и ей пришлось надолго расстаться с сыном. Дима не был к ней привязан так, как к отцу. Возможно, потому что она никогда не смогла бы понять его, а может, Влад просто морально подавил мать мальчика…
Кто теперь скажет?
Я же мечтала о другом. Дом – небольшой, светлый. Компактный дворик, качели и скамейка под старой липой. Цветочные клумбы. Кофе с булочками по утрам. И обязательно смех – много детского смеха. Лучистые зеленые глаза. Почему-то я думала, что глаза наши дети унаследуют от отца.
Не сбылось. Юношеские мечты вообще редко сбываются. И детей мне боги не послали.
В утешение мне достался племянник – солнечный мальчик с беззубой улыбкой и глазами ясно-голубого цвета, с ямочкой на подбородке и хваткими пальчиками, которыми он сжимал все, что попадется в его ручонки. Алан часто был задумчив, и тогда на лбу у него собирались мелкие складочки.
В последнее время я редко с ним играла – работы навалилось столько, что часто не было сил даже душ принять, я просто приходила в спальню и падала на кровать. Но в детскую заходила всегда, пожелать спокойной ночи, прочесть сказку или рассказать историю, из которой годовалый малыш мало что поймет, но обязательно впитает – и легенды, и традиции, и законы, на которых пока еще держалась нестабильная наша жизнь.
Я не успела зайти до того, как он ляжет спать, и застала Алана мирно сопящим в своей кроватке. Но в тот день это нужно было мне. Злость на Роба разрасталась, затягивая внутренность сизой мутью бессилия и ярости. В детской эти чувства уходили, уступая место нежности, и я сидела на полу, сжимая маленькую ручонку, пока не начала клевать носом. Не заметила, как перевалило за полночь.
Тихо, стараясь не разбудить детей, которых с переездом в наш дом нескольких племен в комнате Алана стало семеро, я вышла и прикрыла за собой дверь.
В коридоре столкнулась с Эриком – он выходил из комнаты Влада, и это выглядело так неестественно, так странно, что я растерялась. Эрик же, видимо, решив, что лучшая защита – нападение, спросил строго:
– Что ты здесь делаешь?
Я? Я что делаю?
– Это и мой дом тоже вообще-то! Наверное, бестактно будет задавать тебе тот же вопрос. Я только надеюсь, Влад еще жив.
– Жив твой Влад, – поморщился Эрик, но на дверь посмотрел, будто уверенности в том не испытывал. – Что ему станется…
– От вас чего угодно можно ожидать.
Эрик вздохнул. И к стене прислонился, будто стоять ему было невыносимо трудно. Устал? Наверное, ведь уровень ответственности рос прямо пропорционально количеству жильцов в доме. И сам дом обиженно стонал, упрекая нерадивого хозяина. Дом пресытился шумом и суетой. Страхом, ползущим по плинтусам. Неповоротливый, застыл истуканом в пленке удушающей защиты. Боясь движением защиту эту нарушить…
– Идем, – сказал Эрик, спустя некоторое время, словно долго не решался, стоит ли говорить со мной о важном. Я привыкла. Несмотря на то, что он готовил меня к роли правительницы, относиться серьезно ко мне не получалось. То ли потому, что я его сестра, то ли потому, что женщина. Пример Роберта показал, как мало вообще женщины значат для мужчин.
Мы спустились вниз, в полумрак опустевшей гостиной. Пересекли ее, перешагивая через бледные пятна лунного света, выплеснувшегося из окна через щели не задернутых штор. И нырнули в открытую темную пасть коридора.
От гостиной до лестницы, ведущей в подвал, ровно пятнадцать шагов. И потом двадцать ступеней вниз. Высокие своды, нависшие над головой. Узкие окна под ними почти не пропускают света, потому в помещение темно. Сыро. И тени стелются под ноги коврами.
В подвале Эрик преображается. Бессовестно высокий, здесь он становится еще выше. Шире в плечах. Суровее. Ошметки теней оседают на скулах налетом.
– Помнишь, чему я тебя учил? – спрашивает он, и мне видится чудовище, сидящее в нем, снова живым. Чудовище дышит, вздымая крепкую грудь. А путь к лестнице отрезан…
– Здесь?
Сарказм вырывается невольно. Глупо это – шутить со зверем. Память – полезная штука, но уроки, который Эрик преподал мне в этой комнате, хочется забыть.
– Вообще.
Помню ли я? Помню. Усиленные тренировки до ночи, после которых ноет спина и пульсирует жила. Советы, где я была наблюдателем и училась подмечать каждую деталь, каждое слово брата. Интонации. Мимику. Тогда все это казалось чем-то важным, существенным, необходимым для каждого правителя.
До войны.
Война все изменила. Заставила понять, что ничто из этого не важно. Важен лишь авторитет, а получить его невозможно. Особенно, если некоторые члены племени против тебя во всем.
– Будет сложно, – сообщил Эрик известную истину. – И от тебя мне нужна клятва.
– Клятва?
Я сглотнула, не сводя взгляда с лезвия ножа, блеснувшего в темноте. Воспоминания всегда наготове…
– Клятва глубинным кеном.
Эту клятву хотя бы раз в жизни дает каждый хищный. Древняя, она замешана на крови и оставляет отпечаток на жиле. Горе тому, кто решится нарушить ее. Легенды описывают ужасные наказания для клятвопреступников, жизнь которых превращалась в ад. Лишения рода, вплоть до седьмого поколения, вымирания племен, смерти в мучениях. Агония, которую не остановишь, она, подобно раковой опухоли, расползается, задевая каждого, кто находится рядом с безумцами, решившими нарушить клятву.
На моей памяти таких безумцев не было, и я не собиралась входить в их число. Потому и к клятве глубинным кеном относилась трепетно. Во всяком случае, разбрасываться ею привычки не имелось.
– Хаук придет в мае, Дарья, – голос Эрика, который плавно перешел в полушепот, рассеивается в воздухе, – и у нас не так много времени, как раньше…
На что?
– Если вдруг я… – Он замолкает на секунду, и чудовище отступает. Черты лица смягчаются, и Эрик вновь превращается в Эрика. Брата, которого мне не хватает настолько, что щемит в груди и иногда хочется плакать… Редко. Я привыкла, но сегодня… – Если со мной что-то случится, ты должна будешь возглавить скади. И на этот раз удержать власть.
Взгляд испытывает меня на прочность, и я выдерживаю его. И с удивлением понимаю: мне все равно. Я буду горевать, если Эрик погибнет, мне будет больно, но скади… Мне не нужна власть. Правление. Ответственность, металлическим панцирем сковавшая тело.
Потому я качаю головой и отступаю.
– Нет.
– Ты должна.
– Почему я? Полина – мать наследника, пусть она…
– Потому что я так хочу.
И снова прямой взгляд, на этот раз выдержать его в разы сложнее.
– Ты не умрешь, – убеждаю скорее себя, чем Эрика. Подавляю дикое желание разрыдаться и броситься ему на шею. Сестры вождей так не делают. Не выказывают слабость.
