С «котиком» встречаться не хотелось, хотя я еще несколько минут назад только и думать могла о том, чтобы его увидеть. Объясниться. Прощения попросить.
Дура!
Через секунду проем двери заполнила широкая и волосатая мужская грудь. Ее обладатель окинул меня недоуменным взглядом, видимо, вспоминая, встречались ли мы когда-либо вообще. К слову, на котика он не тянул, скорее, на разъевшегося и ленивого тигра с потускневшей от неправильного питания шерстью.
И я окончательно растерялась.
– А где Богдан? – пролепетала первое, что пришло в голову.
– Какой Богдан? – грозно осведомился «котик» и на всякий случай на девицу глянул. Ревниво, отчего она съежилась и пожала плечами.
– Богдан, хозяин квартиры, – не менее грозно подсказала я.
– А, Богдан Александрович! – Девица всплеснула руками и улыбнулась мне премило, а на лице ее отразилось облегчение. – Так он это… не живет тута. Сдается квартирка-то, с июля еще. С июля ведь, котик?
«Котик» кивнул. И грудь волосатую почесал, будто это как-то могло подтвердить факт сдачи квартиры.
– Сдается… – повторила я и отступила к лестнице. – Понятно. Извините тогда, я… пойду.
– Может, это… передать чего? – услужливо предложила девица, но я отмахнулась.
– Не надо. Неважно.
Это было важно. Последние несколько дней только это и было важным, правильным, а теперь… Телефон Богдана был выключен, Ника ничего о нем не слышала с начала лета, Андрей наотрез отказывался о нем говорить, хотя Влад и выпытывал. Помогал…
…В тот день, помнится, я долго ревела, захлебываясь рыданиями. Они рвались изнутри, словно свора диких псов, царапая горло рваными выдохами.
Влад нашел меня все там же, у злосчастного киоска, вымокшую и крепко сжимающую драгоценное печенье. Не говоря ни слова, усадил в машину, привез к себе домой. Раздел до белья, завернул в теплый махровый плед и усадил на диван. Обнимал долго, гладил по спине, пока вся боль окончательно не вышла слезами. Я смотрела в темный провал окна, на кусочек неба, на пуговки звезд и острый серп луны. На город, раскинувшийся за этим окном. Сверкающий ночными огнями город. Где-то там, этом безразличном городе жил Богдан, если, конечно, не уехал к чертовой матери после нашего расставания. В Липецке теперь его ничего не держало…
Как же я так? Что же случилось со мной? Почему люди ценят, лишь когда теряют?
А я ведь потеряла его…
– Прости. – Голос Влада был теплым, а фраза – искренней. Впервые за последнее время. В темноте, в отсутствии людей и шума, вдали от суеты, мы впервые снова были вместе. Почти как раньше, если бы… Наверное, мы никогда не сможем вернуться к тому, что было, от этого и грустно. – Я снова все испортил. Карма, видать.
– Ничего ты портил, – запротестовала я. Стерла со щек остатки слез, оставивших на коже соленые дорожки. – Я сама прекрасно умею… портить.
– Ты была мне другом. Не нужно было ничего менять.
Не нужно было. Но я так мечтала, буквально грезила им – с детства. Разве можно преодолеть такой соблазн? Разве могла я тогда понять, что он окажется совершенно не тем, кто мне необходим?
Поняла вот. Поздно.
– Я и сейчас твой друг. Не стоило бояться менять потерять…
– Не стоило удерживать таким способом, – поправил он. Погладил по волосам, и в этом жесте было что-то опекунское. Когда-то так делал Эрик. Давно. В прошлой жизни. – Тогда я слишком боялся, что…
Замолчал. Но я не стала выпытывать, слова будто стали лишними. Иногда слова превращаются в шелуху, которая прячет суть. Каждый из нас сломался после прихода Первых. Наверное, так всегда бывает, когда боги спускаются с небес…
– Тебе нравится Элен, – констатировала я. И поняла, что от этой новости ни капли не обидно. Я понимаю, что она подходит Владу намного больше, чем я. Потому что их многое роднит, потому что она – ведома, а мне нравится править. Потому что у них есть общая боль.
– Нравится, – подтвердил он. – Но она твоя подруга, и ни за что не поступит так с тобой. Я пытался. Не сказать, что горжусь, но…
– Тебе с ней легко, – кивнула. И показалось, гора с плеч свалилась от осознания этого факта. От понимания, что меня больше не станут подавлять. Влад из тех мужчин, дружить с которыми легче, чем любить. Любить его – всегда ходить босиком по лезвию. Все равно что любить боль. Боли больше не хотелось.
– Она умеет найти нужные слова.
– Я не против. Скажи ей, а лучше, знаешь… сама скажу. Сегодня же. Ей тоже нужен кто-то с правильными словами.
Молчание. Город. Огни. И душа раскрывается снова, в груди становится больше места. А выдохи не причиняют боли. Говорить не хочется, но некоторые слова рвутся изнутри против воли.
– Я, кажется, люблю его.
Темнота прячет горечь его улыбки. И объятия становятся теснее.
– Я это уже слышал.
– Тогда я врала. А сейчас и правда… Что мне делать?
Привычный вопрос. Я всегда его задавала Владу, он, в свою очередь, всегда давал дельные советы. Наверное, потому и жду сейчас, затаив дыхание. Жду, как приговора. Ведь если кто-то и поможет, то он. Влад всегда находит выход.
– Исправлять, – уверенно отвечает он.
Легко сказать. Разве можно залатать душевные порезы, стереть ложь? Разве могу я, когда в душе считаю себя виновной?
– Я предала…
– Предательство – тоже поступок.
Наверное, он прав. И мне не стоит себя корить, ведь от самокопаний больше беды, чем пользы. Потеря времени, которое можно использовать на поиски Богдана, и сил, что лучше потратить на объяснения.
– Поможешь?
Вопрос выходит сухим, деловым даже – теперь деловой тон из меня точно не вытравишь. Статус обязывает. А еще за ним проще прятать слабость – ведь там, под толстой броней, которая наросла на мне за все эти годы, все еще находится ранимая душевная мякоть. Это я всегда в себе презирала. А потом это во мне полюбил Богдан. Слишком четко помнилось, какой на вкус бывает нежность.
– Помогу.
В словах Влада была уверенность, но я нисколько не прониклась. Потому что поздно. Потому что я сожгла все мосты. Но даже если бы и остался один мизерный шанс, то…
Где теперь искать Богдана? Наверное, можно было передать что-то через квартиросъемщиков, но отчего-то такой способ общения казался мне жуткой пошлостью. Нет, я должна была его увидеть, посмотреть в глаза, возможно, взять за руку… Хотя вряд ли он теперь мне это позволит.
И старания Влада – а он действительно старался, все связи использовал, чтобы помочь – не привели к успеху.
Небо молчало и хмурилось. Серые улицы стелили под ноги ковры из прелых листьев. Волглый воздух оседал на рукавах пальто мелкой моросью. По тротуарам брели одинокие унылые пешеходы, на влажной скамейке кто-то забыл пачку сигарет.
