– Мы с тобой не похожи.
Сорэйя смотрела перед собой. Ей хотелось оторвать глаза от происходящего внизу и доказать Шахмару, что он не прав. Но у нее не выходило.
– Я не стану такой, как ты.
– Той ночью ты говорила по-другому, – возразил Шахмар, положив руки ей на плечи так, что кончики когтей задевали ее ключицы. – Помнишь, что я сказал тебе тогда? Что ты необыкновенная. Я действительно так думаю. В ту ночь ты ожила.
Разумеется, Сорэйя помнила. Тогда он тоже стоял позади нее, положив руки ей на плечи. Все, чего ей хотелось в ту ночь, так это откинуться назад и прислониться к нему.
Сорэйя повернулась и посмотрела Шахмару в лицо. Его когти оставили на ее коже красные царапины.
– И что же во мне такого ценного сейчас? – спросила она раздраженно. – Я больше не опасна.
– Опасной тебя делает вовсе не яд, Сорэйя, – возразил он, покачав головой. – Ты опасна сама по себе. Яд был лишь орудием, разновидностью оружия. Той ночью я увидел в тебе волю и ярость. Я понял, что тебе все под силу. В храме огня ты мне это доказала.
От упоминания храма Сорэйя забыла про гнев и почувствовала стыд. Шахмар продолжал использовать ее собственные слова и поступки против нее. Она не могла спорить с этими вещами. Но прежде, чем она ответила, из ямы раздался громкий крик. Сорэйя тут же обернулась, чтобы посмотреть, что произошло.
Поначалу она увидела лишь залившую грязный пол арены кровь. Потом Сорэйя поняла, откуда она взялась: серый див угодил топором в руку рогатой. Она кричала от боли, а кровь фонтаном брызгала из раны. Стоявшие вокруг дивы радостно кричали. Серый див выдернул топор из руки соперницы и отвернулся от нее. Он поднял топор над головой, чем несказанно обрадовал толпу. Рука рогатой безвольно висела, удерживаемая лишь немногими уцелевшими кожей и мышцами. Топор ее валялся на земле. Вдруг она схватила себя за руку и оторвала ее с отвратительным звуком. Отбросив ее, она с воплем бросилась вперед. Серый див продолжал радоваться победе, а потому не заметил произошедшего, пока рога противницы не проткнули его насквозь.
Сорэйя прикрыла рот рукой, опасаясь, как бы ее не стошнило, и отвернулась. Руки ее била дрожь. Она часто моргала, стараясь забыть увиденное. Однако наравне с отвращением и тошнотой она испытала облегчение. Сорэйя обрадовалась, что увиденное ужаснуло ее, что бойня не доставила ей удовольствия, в отличие от дивов. «Он не прав. Тебе тут не место», – укорял Сорэйю ослабший желудок.
Шахмар молча отвел ее обратно в главный туннель. Вернувшись в комнату, он сказал ей, что намеревается вернуться в Гольваар, а потому они не увидятся до следующей ночи. Сорэйя слышала его слова словно сквозь пелену, все еще пытаясь забыть увиденное.
– Я бы не советовал тебе выходить отсюда до моего возвращения.
Необходимости пояснять эти слова не было.
Шахмар двинулся было в направлении двери, но Сорэйе удалось взять себя в руки и окликнуть его.
– Постой!
Он остановился и с нетерпением посмотрел на нее.
– Что ты собираешься сделать с моим братом?
– Почему ты продолжаешь беспокоиться о ком бы то ни было из них? – спросил он с искренним интересом. – Почему продолжаешь сражаться со мной? Разве ты не получила всего, о чем мечтала? Ты хотела отомстить своей семье. Хотела избавиться от проклятия. Хотела оказаться подальше от Гольваара. Хотела быть со мной.
Сорэйя покачала головой. Он был неправ. Он не мог быть прав. До тех пор, пока она поддерживала в себе ненависть к нему, он не мог быть прав.
– Ты мне не нужен! – сорвалась она. – И никогда не был.
– Врешь, – тут же возразил он.
Сорэйя хотела возразить, но не могла, и это выводило ее из себя.
– К тому же… – Шахмар сделал нерешительный шаг в ее направлении и продолжил голосом, который очень походил на другой, знакомый Сорэйе. – К тому же нет причины, по которой тебе могло бы не хотеться быть со мной. Когда-то меня действительно звали Азэдом, но со временем об этом все позабыли.
Он вытянул перед собой руки и пристально посмотрел на них.
– То, каким ты меня видела… когда-то я был таким… до того, как стал таким.
Он посмотрел на Сорэйю, и взгляды их пересеклись. Его глаза показались Сорэйе почти что человеческими, даже несмотря на их цвет.
– Разница не так велика, как можно подумать, – тихо сказал он, будто делясь секретом.
«Я знаю», – едва не сорвалось у нее с губ. Однако произнеси она эти слова, и призналась бы в том, что вглядывалась достаточно пристально, чтобы разглядеть это сходство.
– Это означает лишь то, что мне не стоило доверять тебе. А теперь говори, что ты собираешься делать с моим братом.
Взгляд Шахмара тут же сделался жестким. Он сжал руки в кулаки.
– У меня есть на него планы, но ты не готова услышать о них.
– Если ты навредишь ему, навредишь кому-то из членов моей семьи… – начала Сорэйя, сама не зная, чем хотела пригрозить ему.
– Прекрати. Ты прекрасно понимаешь, что я не могу оставлять его в живых надолго.
– Тебе придется, если не хочешь, чтобы я больше никогда с тобой не разговаривала.
Глухой рык вырвался из груди Шахмара.
– Я вернусь сюда завтра ночью, – сказал он и ушел, едва не сломав дверь.
17
Сорэйя осталась одна наедине со снедающими ее мыслями. Стены и мебель отличались, но в каком-то смысле она находилась в том же положении, что и всегда.
Сорэйя не хотела что-либо принимать от Шахмара, но ее мучил голод. Она поела стоявших на столе фруктов и принялась размышлять, чем занять себя до его возвращения. Возможно, его замысел состоял в том, чтобы оставить ее здесь в одиночестве, чтобы по возвращении она была рада кому угодно. Сорэйя вздрогнула от этой мысли, зная, что со временем так и произойдет. Она провела много времени в одиночестве, живя в Гольвааре, и пала жертвой чар Шахмара. Теперь же ее положение было даже хуже, чем прежде.
Из-за отсутствия окон Сорэйя не знала, сколько времени прошло с его отбытия. Сорэйя взглянула на миску с фруктами, из которой она съела грушу и несколько виноградин. Она проглотила их, не раздумывая. Сейчас же она поняла, что ей следует быть аккуратнее с едой, растягивать ее. Неизвестно, будут ли ее кормить до возвращения Азэда. Экономить придется и воду. В Гольвааре ей хотя бы не приходилось беспокоиться о еде и питье. Там ей жилось комфортно, и общение было единственным, чего ей не хватало. Исполненная стыда и сожаления, Сорэйя закрыла лицо руками, ощущая во рту горечь вместо вкуса недавно съеденных фруктов.
«Это он положил начало всему этому, не ты. Но ты действительно единственная, кто может положить этому конец», – вспомнила она нежный голос матери.
