– А это – Дузах, – продолжила Парвуанэ, указывая на большую яму посередине.
– Чертог Разрушителя, – поежившись, сказала Сорэйя, вспоминая йату.
– Когда Разрушитель выпускает нас в мир, мы появляемся отсюда. Всякий раз, когда кто-то из нас умирает, Разрушитель чувствует это и посылает кого-то на замену. На замену умершему друджу приходит друдж, пэри́к сменяется пэри́к и так далее. Потому-то Шахмар лишь ловит и никогда не убивает пэри́к.
Сорэйя смотрела в разверзшийся перед ней Дузах. У нее на глазах оттуда появился див с волчьей головой. Он был похож на погибшего в яме для тренировок, хоть и не был его копией. Стоило ему целиком выбраться из ямы, как жилистый друдж подошел к нему и отвел в сторону. Видимо, собирался завербовать его в войско Шахмара. Сорэйя подумала обо всех тех сражениях, которыми руководили ее брат и прочие шахи. Обо всех тех дивах, что они сразили. Никто из них не подозревал, что все эти победы были временны.
– То же произойдет, если мы убьем Шахмара? Появится другой див и займет его место?
– Не совсем, – ответила Парвуанэ напряженным голосом. – Некоторые из нас пытались убить его в самом начале. Однако то, что он был рожден человеком, каким-то образом повлияло на процесс возрождения. Если ему нанести смертельную рану, то он не умрет. Он излечивается. Чешуйки закрывают любую его рану. Мне кажется, что див внутри него лишь становится сильнее с каждым покушением. Для того, чтобы по-настоящему победить его, нам понадобится обратить его обратно в человека. А для этого нам необходимо перо Симург.
Сорэйя вновь запустила руку в перевязь. От волнения у нее начало сжимать в груди.
18
Из тронного зала Азэда Парвуанэ повела Сорэйю обратно в туннели. Она упомянула о секретном ходе, про который было известно только пэри́к. Однако Сорэйя слушала ее вполуха, слишком занятая тем, что спорила сама с собой.
«Расскажи ей о пере, расскажи сейчас же», – говорила одна часть Сорэйи.
«Скажешь ей сейчас, и она ни за что не станет тебе помогать. Она оставит тебя в этих туннелях на растерзание дивам», – говорила другая часть.
Они остановились у стены. Парвуанэ огляделась, запустила пальцы в неприметную бороздку и потянула на себя, сдвинув внушительных размеров каменную плиту. Она сняла с них плащ, и обе облегченно вздохнули.
– Не ударься головой, – предупредила ее Парвуанэ.
Пригнувшись, они вошли в узкий проем. Оказавшись внутри, Парвуанэ вернула потайную дверь на место. Проход погрузился в кромешную тьму.
Сорэйя хотела было выпрямиться, но стукнулась затылком о потолок. Этот туннель был много меньше прочих и больше напоминал потайные ходы Гольваара, нежели искусно прорубленные проходы дворца в горе Арзур. Однако Сорэйе куда привычнее была темнота потайных ходов Гольваара. Она вытянула руку, стараясь нащупать стену в непроглядной темноте.
Тут кто-то дотронулся до ее волос, и она вскрикнула.
– Это я, – сказала Парвуанэ приглушенным голосом.
Она взяла Сорэйю за руку. Та обрадовалась и крепко схватила руку дива.
– Про эту часть Арзура известно только пэри́к. Пригнись и не отпускай моей руки.
Они двинулись вперед. Через какое-то время пол начал крениться кверху. Сорэйя надеялась, что это означало близость выхода. Воздух в проходе был разреженным и затхлым, а от нахождения в непроглядной тьме она ощущала себя неприкаянной. Единственным, что придавало ей уверенности, была рука Парвуанэ.
Наконец див велела ей подождать и отпустила ее руку. До Сорэйи донесся скрежет камня по камню. В следующий миг ее лицо обдало волной свежего воздуха и осветило лунным светом.
Парвуанэ вышла первой. Сорэйя последовала за ней. Наконец-то выбравшись из горы, Сорэйя остановилась и набрала полную грудь ночного воздуха. Затем она оглянулась вокруг, и у нее создалось впечатление, что она попала в иной мир.
– Где мы? – спросила она со смесью тревоги и трепета.
– В лесу, разумеется, – безразлично ответила Парвуанэ.
Однако Сорэйе никогда не доводилось видеть подобного леса. Более того, ей и вовсе никогда не доводилось бывать в лесу. С крыши Гольваара можно было разглядеть реденький лес к югу от горы. Там, где ее мать впервые повстречала дива. Однако земля там была сухой, и деревья росли неплотно, островками. Издалека лес казался скорее коричневым, чем зеленым. Лес же, в котором Сорэйя стояла сейчас, не имел ничего общего с тем, что она видела с крыши дворца.
Деревья были столь высоки и росли так близко друг к другу, что за ними ничего нельзя было разглядеть. Сорэйя даже не знала, что это за вид такой. С них свисали длинные лианы, из ветвей торчали листья, а стволы перекручивались, не похожие друг на друга. Даже при слабом лунном свете она ощущала, как тут зелено. Воздух был полон влаги. Все вокруг так и полнилось жизнью, пульс которой, казалось, Сорэйя могла почувствовать. Вызванные нахождением в лесу ощущения напомнили ей о гулистане. С той разницей, что он был лишь пародией на царившее здесь буйство природы.
– Я и не подозревала, что в Аташаре есть подобное место, – произнесла Сорэйя, входя в лес.
Она шла медленно, неуверенно, будто боясь кого-нибудь разбудить.
– Этот лес находится с северной стороны гор, – пояснила стоявшая у нее за спиной Парвуанэ. – Немногие люди бывали здесь.
Теперь было понятно, почему Сорэйя не видела этого леса с крыши: он прятался за горами.
Позади нее раздался звук разрываемой ткани, и Сорэйя обернулась к Парвуанэ. Увидев ее, она вновь испытала трепет. Парвуанэ смотрела в небо с выражением горькой радости на лице. Создавалось впечатление, что она уже не ожидала вновь увидеть ночное небо. Теперь Сорэйя поняла, насколько тяжелым наказанием для Парвуанэ было заточение в подземелье. Казалось, будто она сама соткана из ночного неба. Будто носит его на манер платья. Будто лунный свет окутывает ее кожу. Должно быть, потревоживший Сорэйю звук раздался, когда Парвуанэ разорвала свою сорочку на спине. Сейчас див стояла с расправленными крыльями. Узоры на лице Парвуанэ, напоминавшие те, что можно увидеть на мотыльке, едва ли не светились в ночи. В подземелье они выглядели совсем по-иному, были тусклыми. В волосах у дива виднелись лучики лунного света, напоминавшие ленты. Ястребиные глаза Парвуанэ горели так, будто в них отражался огонь костра. Сорэйя впервые видела ее в столь нечеловеческом обличье. И она была прекрасна.
«Я могла бы выглядеть так же», – подумала Сорэйя. Могла бы она выглядеть столь же великолепно, перестань она прятать полные яда вены, убери волосы с лица и сними перчатки, не стесняясь смотреть людям в глаза? На Сорэйю нахлынула обида на мать. Не за то, что прокляла ее, но за то, что скрывала ее, не рассказывая правды. За то, что заставляла Сорэйю думать, что ей надо стыдиться себя. За то, что Сорэйя не могла чувствовать себя прекрасной.
