Парвуанэ вновь бросилась вперед. Сорэйя последовала за ней.
– Но куда ты нас ведешь?
Парвуанэ внезапно остановилась, и Сорэйя едва не врезалась в нее. Див понюхала воздух, положила руку на растущее рядом дерево и кивнула.
– Грабы, – констатировала она и подошла к одному из деревьев.
«Грабы», – сказала Парвуанэ. Сорэйя вгляделась в окружавшие ее разномастные деревья с толстыми стволами.
Див вернулась с вымазанными в древесном соке руками.
– Закатай рукава.
Сорэйя хотела было спросить, что та хотела сделать, но передумала, увидев взволнованное сияние глаз Парвуанэ и вспомнив их сумбурную пробежку по лесу. Она закатала рукава своего заношенного платья.
– Что дальше?
– Вытяни руки.
Сорэйя подчинилась. Желудок у нее свело от предвкушения: она понимала, что последует дальше. Парвуанэ подошла к ней и провела руками по внутренним сторонам предплечий Сорэйи. Сорэйя тут же выпрямилась, у нее сперло дыхание.
– Что ты делаешь? – выдохнула она.
– Не шуми. Увидишь.
Парвуанэ покрыла предплечья и ладони Сорэйи древесным соком и отошла, облокотившись спиной о стоящее неподалеку дерево.
– А теперь подожди, – прошептала она.
Казалось бы, Сорэйя должна была чувствовать себя глупо, стоя посреди леса с вытянутыми перед собой вымазанными древесным соком руками. Но лес был живым. Она ощущала, как он пульсирует вокруг нее. И поэтому она понимала, что не просто стоит, но ждет, а руки ее приглашают к ней посланца, которого готовился отправить к ней лес.
Ждать пришлось недолго. Сначала до нее донесся трепещущий звук, исходящий откуда-то из воздуха. И тут она почувствовала, как что-то пощекотало ее руку. Опустив глаза вниз, она увидела серо-коричневого мотылька, сидящего на ее левом предплечье. Он поднимал и опускал крылья.
Сорэйя едва дышала, боясь его спугнуть. Или и того хуже, что мотылек остановится и упадет замертво, как когда-то произошло с бабочкой. Однако кожа ее была покрыта древесным соком, а не ядом, а потому мотылек не умер. Более того, вскоре один за другим к нему присоединились другие. Четвертый сел прямо ей в ладонь. Для них Сорэйя ничем не отличалась от даровавших пищу и жизнь деревьев. Для них она не была источником смерти и разрушения. Сорэйя рассмеялась. Глаза ее заволокли слезы.
Теперь она поняла, зачем Парвуанэ привела ее сюда. Здесь, в лесу, вдали от Азэда, дивов и семьи Сорэйя могла позволить себе насладиться отсутствием проклятия, не испытывая чувства вины. Она еще успеет вернуться в Арзур, отыскать перо Симург и спасти семью. Но сейчас она могла восхититься прикосновением крыльев к коже.
Тут она почувствовала смущение и посмотрела на Парвуанэ, все еще опирающуюся о дерево. Она стояла со сложенными на груди руками и улыбалась, наблюдая за Сорэйей. Это был первый раз, когда Сорэйя видела ее искренне улыбающейся. Тогда она попыталась представить происходящее со стороны Парвуанэ. Был ли это и для дива первый раз, когда она видела ее искренне улыбающейся?
– Спасибо, – произнесла Сорэйя, понимая, что слова не способны выразить всей глубины признательности, которую она испытывала к Парвуанэ.
Див медленно подошла к ней, стараясь не спугнуть мотыльков. По мере ее приближения Сорэйя начала испытывать странное трепещущее чувство в животе, будто туда залетел один из мотыльков. Оно напомнило ей о чем-то давно забытом… том, чего она не испытывала с детства.
– Когда я сидела в подземелье, мне нравилось тебя злить, – сказала Парвуанэ.
Она протянула руку и взяла одного из мотыльков, поднеся его поближе и проведя его крыльями по лицу Сорэйи. От нежного прикосновения крыла ощущение в животе у Сорэйи лишь усилилось. Парвуанэ отпустила мотылька и взглянула Сорэйе в глаза.
– Но теперь мне нравится заставлять тебя смеяться.
– Но почему тебе нравилось меня злить? – спросила Сорэйя наигранно обиженным голосом.
Парвуанэ улыбнулась и убрала волосы с лица Сорэйи, проведя пальцем по ее скуле.
– Чтобы увидеть твои вены, разумеется, – пояснила она, проводя пальцем по оставленной когтями на ключице Сорэйи царапине. – Ты казалась такой… твои вены казались такими красивыми.
Сорэйе было знакомо это трепещущее чувство. Она испытывала его не с Азэдом, хотя и он разжег в ее душе нечто особенное, быстрое и обжигающее, словно молния. Ощущение же, которое она испытывала сейчас, нарастало планомерно, подобно теплу солнечного дня. Она ощущала тепло, распространявшееся от кончиков пальцев рук вплоть до кончиков пальцев на ногах. Она вспомнила тот день. Не летний, весенний. Вспомнила, как лежала рядом с Ло-ле́, испытывала схожий трепет и мечтала о том, как бы было прекрасно жениться на ней. Затем Ло-ле́ рассмеялась, и то ощущение больше не возвращалось.
До сих пор. Когда Парвуанэ подняла глаза, никто из них не смеялся.
Рука Парвуанэ все еще лежала на ключице Сорэйи. Она стояла столь близко, что Сорэйя чувствовала тепло ее дыхания у себя на лице. Она остро ощущала ее прикосновение, тепло ее дыхания на лице, ее взгляд. Но самым важным было ощущение единства биения их сердец, замедлявшегося и ускорявшегося в унисон, заставляя ее голову кружиться.
«Скажи что-нибудь», – приказала себе Сорэйя. Однако ей казалось, что она безнадежно заблудилась в лабиринте, глубоко в центре которого таилась истина. Истина, в которой ей не хотелось себе признаваться. Это была правда о том, что она привязалась к Азэду, предавшему ее доверие столь ужасным способом, что она не была уверена, что сможет когда-либо снова довериться своему сердцу. Она даже испытала облегчение от того, что прикосновение пальцев Парвуанэ было способно пробудить в ней отклик. Это означало, что Азэд не был ее единственным вариантом, единственным шансом.
«Скажи что-нибудь». Она могла сказать, что ей были дороги воспоминания об их беседах в подземелье. И это несмотря на то, что иногда они приводили ее в гнев. Ведь во время этих бесед Сорэйя смогла впервые позволить себе отбросить притворство и быть собой. Могла сказать, что вовсе не подземелье дарило ей странное утешение все это время. Что на самом деле это была находившаяся в нем Парвуанэ, с которой она была даже откровеннее, чем с Азэдом.
«Скажи что-нибудь». Но первой заговорила Парвуанэ.
– Не стоит нам тут слишком задерживаться, – сказала она, обеспокоенно поднимая глаза на светлеющее небо.
Мотыльки уже разлетелись, и Сорэйя спустила рукава. На руках у нее все еще оставался липкий древесный сок, но она сможет смыть его водой из кувшина у себя в комнате.
Остаток пути до горы они преодолели молча. Дойдя до входа в туннель, они остановились, и Парвуанэ накинула им на плечи плащ. Добравшись до комнаты Сорэйи, Парвуанэ отдала его ей, наказав припрятать на всякий случай.
– Я вернусь завтра на рассвете, – сказала Парвуанэ и сосредоточенно оглядела комнату.
