— Присядь, — велела она, прозвучало это скорее как приказ, чем предложение.
«Ладно», уже с интересом наблюдая за происходящим, он опустился на кушетку в центре комнаты. Девушка быстрым шагом подошла к нему и так же резко сунула ему в руку что-то мягкое.
— На, ешь, — махнула она рукой.
Он не сразу сообразил, что в руке у него несколько помятый рисовый пирожок.
Впервые в жизни, он даже примерно не знал ответа на вопрос, что с ним происходит и что всё это значит.
Девушка улыбнулась так, что ему стало не по себе. Улыбка выглядела угрожающе. Странный блеск в её глазах, заставил подумать, а не подсыпано ли чего в пирожок?
— Должен ли я спросить, что всё это значит? — кое-как собравшись с мыслями, поинтересовался Китарэ.
Похоже, его вопрос несколько смутил Ив, и улыбка на её лице несколько померкла. Хотя ощущение того, что она решила идти до конца, так и читалось во взгляде. Он внимательно наблюдал за отражением эмоций, что сменяли одна другую на её лице. Ему стало казаться, что что-то пошло не по тому плану, как она рассчитывала. Ещё раз взглянув на пирожок, зажатый в руке, он глубоко вздохнул, и с надеждой, что она не настолько сумасшедшая, чтобы отравить его лично, осторожно надкусил. Есть не хотелось совершенно. Но его не покидало ощущение, что его подкармливают, как дикую зверюшку в императорском зоопарке, проверяя, насколько она хищная и можно ли её потом будет погладить. Взгляд полный облегчения и потаённой радости, в какой-то мере подтвердил его догадки. Хотя ситуация и была бредовой, он не спешил показывать зубы и выставлять девчонку прочь. Посмотрим, чего она хочет, сперва.
— Ты знаешь, — несмело начала она, — все говорят, что мы как ожерелье должны не просто научиться взаимодействовать с энергиями друг друга, но мы должны доверять друг другу. Мне кажется, — перевела она дыхание, словно готовясь с головой нырнуть в воду, — в нашем случае это может стать возможным, только если мы узнаем, что на самом деле произошло пятнадцать оборотов назад, — сказала она, и, затаив дыхание, взглянула на него.
Китарэ смотрел на неё не отрываясь, ощущая, как пламя зажженное внутри него этой девчонкой, угасает, точно под напором льда, что изящными узорами расцветает в его душе. И это столкновение двух стихий его эмоций, словно закипает в венах.
— И? — коротко бросил он, борясь с тем, чтобы просто не взорваться. Не сейчас. Не тогда, когда его цель так близка. Он должен переступить через себя. Должен выслушать её до конца. Должен стать чуточку смелее, чтобы побороть собственную ненависть по отношению к ней, к её семье. Иначе ничего не выйдет. Он проиграет.
— Я знаю, что Акаши даёт своим детям силу, — перевела дыхание Ив, нервно перебирая пальцами полы своей куртки, — которая может открывать то, что сокрыто в памяти любого живого существа. Есть только один живой свидетель того, что произошло в той башне, когда случился пожар — это я, — выпалила она. — Но мне не по силам проникнуть в глубины собственной памяти самостоятельно. И, возможно, — закусила она губу, точно собираясь с мыслями, — ты мог бы помочь открыть это? — прямо взглянула она ему в глаза.
Китарэ некоторое время молча смотрел ей в глаза, анализируя то, что было ему предложено. Пустить его в свой разум? Серьёзно? Если отбросить то, что с ним произойдёт после того, как он использует свою силу, то понимает ли она, какое именно предложение делает ему? Пусть они уже не могут быть врагами друг для друга, но они и не друзья. Какому другу можно просто дать взглянуть в каждый, самый сокровенный уголок своей души? Просто позволить кому-то постороннему надругаться над неприкосновенностью самого сокровенного, что есть у любого живого существа. И ради чего? Ради его доверия? Серьёзно?
— Ты же понимаешь, — начал он, откинувшись на спинку кушетки на которой сидел, — что то, что ты мне предлагаешь не оставит ни единого потаённого уголка в твоем сознании для меня?
— Да, — прямо взглянув ему в глаза, ответила она.
— И? Разве нет ничего, что ты хотел бы оставить только для себя?
Ив не спешила с ответом. Она перевела свой взгляд куда-то ему за спину и тяжело вздохнула.
— У меня нет секретов.
«Да», подумал Китарэ, «не считая того, например, что ты немножко девочка. Очаровательная наглость».
— А, мне не два года, — фыркнул он. — У всех есть свои тайны и секреты…
— У меня нет, — жестко ответила она, прямо встретив его взгляд.
Вот только Китарэ показалось, что если он ещё раз поставит под сомнение её честность, она запихнёт свой подарок ему в глотку, зажмет рот и нос и будет ждать, пока не произойдёт одно из двух: либо он его съест, либо отдаст душу на суд Парящим.
— Секреты есть у тех, кто скрывает то, чего боится сам. Я свои страхи знаю в лицо. У меня нет секретов. И если ты узнаешь что-то новое обо мне, то это не потому, что это было моим секретом, а лишь потому, что ты не знаешь меня достаточно хорошо.
Её последние слова заставили Китарэ задуматься. Они упали тяжелым камнем на дно его души. Нашли там отклик, которого он и сам не ожидал.
— И ты готов, вот так запросто к столь интимной близости со мной? — всё ещё размышляя над её последними словами, поинтересовался он.
Девушка напротив него слегка покраснела, но он не совсем понял, что было тому причиной? Смущение или гнев?
Она улыбнулась уголком губ, от чего её вид стал привычно дерзким, и прямо взглянула ему в глаза.
— Главное, чтобы ты был готов, — хмыкнула она. — Не страшно? — провела она указательным пальцем по своему подбородку, шее и чуть приоткрывая ворот куртки. — Если тебя не вывернет от этих воспоминаний, то думаю, нам не о чем переживать.
Китарэ молча смотрел на девушку, что стояла перед ним. Как так вышло, что ни разу в своей жизни до встречи с ней, он словно бы и не знал в чем суть истинного эвейя? Ещё никто и никогда так просто не подводил его к краю и не предлагал прыгнуть, не боясь и не думая о том, какие у прыжка могут быть последствия. Это не было безрассудством. Это было отсутствие страха у того, кому словно нечего бояться. Хотя, он вновь неправильно выбирал слова. Это были мужество и смелость, которые способны преодолеть страх, боль, ненависть, как нечто несущественное, когда есть цель, ради которой стоит идти вперёд, несмотря ни на что. Однажды Ис Тарон сказал, что огненные эвейи рождены для войны. Тогда он подумал, что они самые агрессивные из драконов. Поэтому все так считают. Сейчас он вдруг понял, почему Ис Тарон так сказал. Просто, когда в бой тебя ведёт огонь, тебе кажется, что и ты будешь гореть до самого конца и непременно достигнешь своей цели. Если эта маленькая девочка не боится отдать ему самое дорогое, что у неё есть лишь бы упрочить их связь, выяснить правду и преодолеть прошлое, каким жалким будет его отказ?
— Мы не сможем сделать это здесь, — наконец сказал он. — И кроме тебя и меня понадобятся те, кому нужно будет позаботиться о… — неожиданно запнулся он, взглянув Ив в глаза. Может ли он сказать ей о том, что произойдёт с ним после того, как он коснётся своей силы?
