— Каждый сезон, — заговорил он, проходя мимо меня, давая понять, что продолжим разговор уже на ходу, — в Мидорэ удивителен. Есть теория, что всё из-за того, что через город проходит множество энергетических потоков и здесь самое крупное место силы в стране.
— Ты не находишь, что это звучит как-то скучновато?
Китарэ задумчиво поджал губы и нахмурился, потом как-то по-детски усмехнулся и посмотрел на меня. Сегодня в его глазах плескались такие искренние смешинки, что мне стало немного не по себе. Может, они с Рэби выпили с утречка пораньше? Один пляшет так, что полы ходуном ходят. Второй смеётся, что само по себе уже из ряда вон, так и непонятно над чем.
— Я не знаю, как сделать эту теорию весёлой?
Наверное, я должна была поддержать шутку, но шутник из меня был ещё хуже, чем из Рэби танцор. Я не знала, что надо было сказать и машинально улыбнулась, совершенно забыв, как моя даже самая искренняя улыбка может быть истолкована, как насмешка, которая способна отбить желание говорить даже у последнего болтуна. Парящие, да за что же?!
Китарэ вдруг замолчал, а я готова была провалиться на месте. Он улыбался?! Демоны его разорви! Впервые он так улыбался, а я просто состроила ему рожу из разряда: «Ха, даже умного придумать ничего не можешь?!»
Единственной моей сильной стороной, как мне кажется, всегда была прямолинейность и честность. Умение принимать свои недостатки и говорить о них, как о том, о чем следует говорить. Так мне казалось. И сейчас, я предпочитала всё прояснить, пусть даже это только моя мнительность и ничего более.
— Тебя не должно смущать, когда у меня такое выражение лица, — сказала я, прямо смотря перед собой.
— О чем ты? — нахмурился он.
— Это не означает, что я смеюсь над тобой, я просто так смеюсь, — выдохнула я. — Обычно, если меня кто-то бесит, я выбиваю ему зубы… мм… Просто решила, тебе следует это знать и не обижаться.
Когда ответа не последовало, я решила, что он всё же обиделся, и бросила на него взгляд из-под ресниц. Вот только я никак не ожидала увидеть Китарэ с поджатыми губами, который раздувает щёки в попытке проглотить смех, рвущийся наружу. Но стоило мне вопросительно изогнуть бровь, как он тут же расхохотался в голос. Пожалуй, это так шокировало меня, что первой связной мыслью было:
«Так и знала, напились».
— Прости, — взмахнул он руками, — просто это прозвучало весьма двусмысленно, — сказал он отсмеявшись. — Это было похоже на угрозу, — пояснил он. — Я не тупой, — уже серьёзно добавил он. — И, мне кажется, — уже тихо, как-то по-особенному вкрадчиво, заговорил он так, что мне вдруг стало не по себе от хрипотцы, что вдруг появилась в его голосе, — я начинаю понимать тебя гораздо лучше. Я замолчал не потому, что обиделся на тебя, — сказал он, встав прямо напротив меня, — я, просто, правда, не знаю, как сделать скучную историю интересной. Я зануда, — не скрывая притворства, тяжело вздохнул он, улыбнувшись уголками губ, — это факт, так что и ты не обижайся.
Пока я раздумывала над тем, что такое сейчас происходит между нами, его прохладные пальцы вдруг коснулись моей шеи, чуть оттягивая ворот кимоно. Пожалуй, это утро решило стать не просто абсурдным, но и самым шокирующим в моей жизни. Что вообще происходит?
— Болит? — тихо спросил он, когда его дыхание оставило обжигающий след на моём виске.
Я лишь отрицательно покачала головой, пытаясь собраться с силами и найти то место, где спрятался мой голос.
— Ничего не бойся. Повторения не будет, обещаю тебе, — и вновь его голос, отозвался волной негодования у меня в душе.
Даже несмотря на то, что я часть его круга и это всего лишь участие, знак внимания, моё сердце предательски стучало в груди, заставляя на злые секунды, которые ещё отомстят часами бессонницы, забывать о том, что возможно нечто большее…
Я лишь скупо кивнула, продолжая прямо смотреть перед собой, и с силой сжала кулаки, спрятанные в широких рукавах ученического кимоно.
* * *
Ступая по широким коридорам Совета Двенадцати Парящих, Ис Нурак из последних сил боролся с подступающей мигренью. Следовало скорее добраться до места силы, на котором было возведено здание. Он чувствовал себя измотанным. События прошлой ночи, о которых ему доложили с первыми лучами солнца, занимали все его мысли. Он ненавидел, когда что-то выходило из-под его контроля! В такие моменты в нем просыпалась ярость. Он не мог ни есть, ни спать, ни толком настроиться на свои повседневные дела! С рождения он принадлежал к величайшему и древнейшему из родов Артакии. Его предки веками правили Империей, равной которой этот мир не знал. С самого детства он слышал одно и то же: во главе рода всегда будет тот, чьё отражение сможет обрести плоть в их мире! У сильнейших и рождались сильнейшие. Его отец никогда не строил иллюзий относительно него.
«— Ты не сможешь стать Императором, просто прими это. Твоё отражение… ты никогда не сольёшься с ним в единое целое. Тут даже не о чем мечтать».
Его слова были просты. Но как же они ранили его. До самой кости, до глубины души, точно в сердце!
Если бы его отец не продал себя, заключив брачный союз с представительницей не самого сильного, но богатого рода, тогда и у него был бы шанс! Но он предпочел возможной силе материальные блага, а как следствие, недостаточно сильного сына, чтобы отделиться впоследствии от основной ветви рода.
«— Твоя вина!»
В бессильной ярости рычал он на уже пожилого отца после дня Весеннего солнцестояния, когда сомнений не осталось — ему никогда не встать на крыло. Родная мать была для него тем, кого он давно не воспринимал как равного себе. Вещь, которая помогла ему появиться на свет. Дешёвка без толики магии и силы. Он стыдился называть себя её сыном. Его блестящий ум, четкое стратегическое мышление, прекрасные физические данные. За что бы он не брался, у него всегда и всё получалось, но… Было одно неоспоримое «но»: в мире Артакии ему никогда не стать тем, кем он заслуживал быть.
Что же произошло? Когда именно он осознал, что, если что-то не меняется под тебя, то тебе всего-навсего надо изменить это своими силами? Может быть, когда в его руках оказалась священная рукопись, хранившаяся в тайном хранилище Императорского дворца? Подумать только, его допустили к этим книгам, потому как он был младшей ветвью рода, которую просто необходимо было куда-то пристроить при Императорской семье. Он так расстраивался, что его не допустили в секретариат, а оказывается, это была самая большая удача в его жизни! Он всегда знал, что сможет забраться так высоко, как того захочет. Это было вопросом времени и ума.
«Смена эпох Двенадцати», гласила надпись на книге, что попала в его руки тогда, выдавленная на толстом кожаном переплёте. Стоило перевернуть страницу, чтобы увидеть ещё пару иероглифов, которые смогли привлечь его взгляд: «Цикл жизни. Начало начал».
Почему эта книга не встречалась ему нигде ранее? Почему так тщательно хранилась от посторонних глаз? Он понял, стоило ему начать читать. И ответ был донельзя прост — чтобы она не попала в руки к кому-то вроде него! То, что его отец, эвейи вокруг воспринимали, как данность, было лишь следствием механизма, который они же сами перезапускали каждую эпоху. Книга многое описывала велеречиво, приписывая всему творимому божественное предназначения, разглагольствуя о гармонии и мире, о единстве Двенадцати и прочем. Но по сути — весь их мир это огромный механизм, а это всего лишь инструкция о том, как его перезапустить!
