Глава 17
Осторожно присев рядом с Китарэ, я едва ощутимо провела по его волосам. После всего увиденного, открытого в душе было так пусто, словно дотлевали алые угли пожарища в восточной башне родового гнезда. Некоторые говорят, что самое страшное — это узнать правду. Я могу сказать, что куда страшнее потом.
Я бы хотела просить прощения у него, стоя на коленях и проклиная день своего рождения. Но у меня просто не поворачивался язык даже прошептать нечто подобное. Чтобы я ни сказала, какие бы слова не сорвались с моих губ, этого было бы недостаточно. То, что это было следствием чужой игры, вовсе не уменьшало вины. Разве можно простить стихию, которая унесла всё?
— Это не твоя вина, — тихий голос за моей спиной, принадлежал уже взрослому Китарэ, и он сказал то, что я не готова была услышать и принять.
— И моя тоже, — ответила я, поднимаясь на ноги и далеко не сразу сумев совладать с собой, чтобы повернуться к нему лицом.
— Нет, — ответил он, уже глядя мне в глаза.
Стараясь сохранить последние капли самообладания, я молча стояла напротив него. Мне никогда не отплатить ему за эти слова. Никогда не повернуть время вспять, чтобы что-то изменить и исправить. Но есть реальность, в которой мой долг перед этим мужчиной бесконечен. И пока он пытался достучаться до меня, чтобы я почувствовала себя лучше, я закрывала в своем сердце каждую открытую дверь, в которую могла проникнуть мысль о том, что нечто подобное возможно.
Китарэ протянул мне руку, выжидательно посмотрев на меня. Столько странных эмоций сейчас отражалось на самом дне его глаз, начиная от какой-то глубинной боли, тоски, страха и заканчивая непонятной мне нежностью. Никто и никогда не смотрел на меня так, и от этого было ещё больнее.
— Иди ко мне, — почти шепотом, позвал он, когда я сделала шаг, наглухо затворив самую последнюю дверь. Китарэ печально улыбнулся уголками губ, взяв меня за руку, и почти с силой дернув на себя. — Вот так, — прошептал он в мои волосы, позволяя уткнуться лбом к себе в грудь. Он не пытался обнять меня или как-то сократить оставшиеся миллиметры дистанции между нами. Мы просто стояли друг напротив друга, почти вплотную, когда его рука не спешила отпускать мою. — Пожалуй, я повторю это: это не твоя вина, Ив… а об остальном мы поговорим уже не здесь, хорошо?
Я молча кивнула, даже не пытаясь взглянуть ему в глаза. Дыхание тут же перехватило. Казалось, с небывалой скоростью, кто-то потащил меня наверх, позволяя растаять картинам леса, ночи, озера, превратив их в одно смазанное пятно, и тут же я открыла глаза уже в знакомом мне склепе. Я всё так же сидела на расстеленных одеялах, и было сложно сказать, сколько прошло времени с тех пор как мы оказались тут? Для меня это была целая жизнь длинной в несколько оборотов, которая перевернула с ног на голову всё, что я привыкла считать данностью своего бытия. Напротив меня в той же позе замер Китарэ. Он ещё не пришел в себя, и у меня было несколько секунд, чтобы просто посмотреть на него. Вряд ли я отважусь на нечто подобное в ближайшем будущем…
Словно услышав мои мысли, он вздрогнул и тут же открыл слегка прищуренные глаза, словно привыкая к свету, исходящему от солнечных камней. Некоторое время он просто смотрел перед собой. Его взгляд казался задумчивым и отстранённым, потом он глубоко вздохнул и посмотрел уже на меня:
— Как ты? — севшим голосом, спросил он.
Я не знала, что должна была ответить на такой вопрос, исходящий от него?
Вежливое «всё хорошо» было бы верхом цинизма и бестактности.
«Мне плохо… очень» вот, что на самом деле хотелось закричать, но это было бы ещё хуже!
Какое у меня есть право говорить ему нечто подобное?! Но, когда вместо ответа, по моей щеке побежала обжигающая кожу слеза, я готова была провалиться под землю! Я попыталась резко отереть её, когда тут же оказалась в его стальных объятиях.
— Теперь я знаю, каждую мысль, что точно тысячи ярких вспышек проносятся в твоей голове, — он говорил очень тихо, и каждое сказанное им слово вибрацией отзывалось внутри меня. — Не прячь слёзы, Ив, ты имеешь на них право. И нет твоей вины в том, что произошло с нами тогда, когда ни один из нас не мог повлиять на исход. Я обещаю тебе, это не останется безнаказанным, но я прошу тебя… — тяжело перевел он дыхание, положив ладонь мне на голову, и как-то неловко погладив меня по волосам, — не вини себя. Я не злюсь на тебя, не обвиняю и прошу от тебя того же… демоны, — вздрогнул он всем телом, — только не сейчас… — я почувствовала, его дрожь и поняла, что это именно тот момент, когда у меня есть шанс.
Осторожно выскользнув из его объятий, пользуясь теми самыми секундами, когда вот-вот должен был появиться Аши, а Китарэ исчезнуть на какое-то время, я обошла его со спины и осторожно обняла. Чего во мне больше было в тот момент? Боли? Гнева? Любви? Я не знала наверняка. Я просто тянула его со всей доступной мне силой. Тянула к стене. Туда, где сам Китарэ подготовил для себя то, что я ненавидела всей душой, но была вынуждена использовать, чтобы позаботиться о нём так, как могла бы сделать только я. Так было нужно, я была уверенна в этом. Цепи показались неожиданно холодными. Некоторое время я просто держала их в руках, раздумывая над тем, правильно ли я поступаю? Но были вещи, в которые я не должна была его впутывать. Должно быть, то, что он проник в мой разум, как-то повлияло на него. Я должна была дать ему время и пространство, чтобы осознать всё, что случилось с нами тогда, а не ловить его на слове и жить дальше так, словно ничего не было. Было. Я знала это. Знал и он. И теперь пришло моё время отдавать долги.
Стоило Китарэ вновь вздрогнуть, что означало, что вот-вот появится Аши, как я поняла, что пришло время действовать. Я осторожно заковала его запястья в серебряные, почти невесомые, браслеты. Как раз в тот момент, когда Аши открыл глаза, я была готова, чтобы подняться с колен.
— Душа моя, — слегка улыбнулся он, посмотрев на меня немного затуманенным, как после сна, взглядом. Он попытался потянуться ко мне, как тут же замер, заметив цепи на своих запястьях. На толику секунды он отвлёкся на закованные в браслеты запястья, и этого мне хватило, чтобы отступить от него на несколько шагов. — Зачем? — нахмурился он, посмотрев на меня и точно что-то увидев во мне, тут же отрицательно закачал головой. — Нет, нет! Что ты задумала? Не смей, слышишь!
— Я должна, — прошептала я. — Должна… сама…
— Нет!
— Прости, — уже не сдерживая эмоций, попросила я, — и не смей меня прощать…
Собрав всю свою волю в кулак, я повернулась к нему спиной, слыша лязг метала, и его отчаянные попытки освободиться, я буквально взбежала по ступеням, затворяя за собой дверь в склеп.
Я неслась по тропинке, ведущей к жилому корпусу не разбирая дороги. Моё сердце рвалось на части и, конечно, мне казалось, что меня преследует яростный рёв разбуженного дракона.
Могло показаться, что я помешалась от горя? Или, что увиденное лишило меня последних крупиц разума? Но любое из предположений было бы в корне неверным. Мои эмоции вспыхивали и гасли точно по кругу сменяя другу друга в безумной карусели: отчаянье, гнев, ярость, тоска и безысходность. Единственное, что оставалось неизменным и прочно обосновалось у меня внутри это боль и решимость. Китарэ сказал, что прощает. Что у него нет злости ко мне… Как я могу принять это? Особенно тогда, когда он так уязвим после увиденного вместе со мной и прожитого сквозь призму моих эмоций. Он имеет право на гнев, который обязательно придёт к нему, когда он немного отойдёт от пережитого. Речь идёт не о злонамеренности, виновности или справедливости… здесь гораздо больше.
