— Мой огонь, понимаешь? Чтобы убить того, кто был мне братом за Полотном, и кого я выбрала отцом здесь… Такое не прощают, Рэби, — уже тише добавила я, устремляясь вперёд.
Если ещё несколько часов назад моей целью было лишь добраться до места силы и попробовать найти своё отражение. То сейчас, зная то, что помнила за Полотном, я не собиралась так просто уходить. Как только я почувствовала пламя Дорэй, то уйти уже было сверх моих сил. Должно быть, нечто подобное испытывают волки, ступая за окровавленными заячьими следами. Может, им и хотелось бы уйти, но когда рядом желанная добыча разве можно просто пройти мимо.
— Мирсэ, — голос тётушки я слышала даже на первом этаже, но сейчас, стоя на лестнице, ведущей в её крыло, слышно было даже то, как она дышит, — я ещё раз повторяю: украшения — сюда, кимоно, которые в дальней части гардеробной — сюда, остальное сжечь. Я не собираюсь тащить весь этот мусор в Мидорэ. Пошевеливайтесь, не желаю тут оставаться ни единого оборота дольше, — чуть слышно выдохнула она себе под нос.
Я слышала, как шелестят складки её шелкового кимоно, когда она вышла из личной спальни, затворив дверь за спиной. Не видя её, я могла понять и представить, как она двигается, её жесты, незначительные движения тела, всё это не было тайной для меня. Дорэй встала напротив окна в её кабинете, тяжело вздохнула и провела рукой по своим длинным волосам. Все эти годы окна её спальни выходили аккурат на сгоревшую башню, в которой погиб мой отец. Все эти годы, она ложилась и просыпалась видя это.
— Наконец-то, — фыркнула она тихо, — подумать только, столько лет потрачено в этой серости… — процокала она языком, судя по всему, осматривая представший перед взглядом вид.
Продолжая подниматься по лестнице, я поймала себя на мысли, что в душе поселилось странное, немного отстранённое спокойствие. Боль в сердце, ярость и гнев успокоились, словно вошедший в силу ураган вдруг замер на секунду, готовясь к своему решительному удару. В этот миг тишины, когда стихия предстаёт взгляду во всей своей красоте и мощи, есть лишь несколько секунд, чтобы понять, как она прекрасна, прежде чем всё это придёт в движение не оставляя после себя уже ничего. Я словно замерла на краю обрыва, понимая, что не найду в себе сил повернуться и уйти, простить и как-то сохранить этот шаткий мир. Нет. Я уже ни за что не отступлю.
И эта последняя мысль, точно удар в сердце, разгоняющий кровь по венам и заставляющий двигаться вперёд, понимая, что мои несколько секунд подошли к концу.
Дверь в кабинет оказалась открыта. Сейчас она стояла ко мне спиной, словно не замечая, что кто-то вошёл.
— Почему так долго, Риса? — строго прикрикнула она, тут же гневно поворачиваясь ко мне лицом.
За время моих забегов по лесу мои волосы ожидаемо растрепались, а челка приняла свой обычный вид, упав на лицо и скрыв мои глаза и щёку. Сейчас мне было это даже на руку. Она пока не видела моих глаз. Не говоря уже о том, что без моего разрешения, моего огня ей тоже было не коснуться.
— Ты? — брезгливо скривила она губы. — Парящие, какого ты тут забыла? И, что за вид? — не было в её голосе ни переживания за племянницу, ни просто обычного интереса. Одна лишь брезгливость и нескрываемая досада, что я тут. — Значит, когда я предлагаю встретиться в доме Пэа, то тебя это не интересует? А заявиться ни с того ни с сего в мой дом — это нормально? Чтобы ты знала, Эдор делает большие успехи по управлению стихией, так что уже совсем скоро тебе придётся просить дозволения, чтобы переступить порог родового гнезда рода Игнэ, — не скрывая гордости за успехи сына, усмехнулась она.
— Не думаю, — коротко ответила я, заходя внутрь.
Сейчас всё моё внимание было приковано к мечу, что в темных кожаных ножнах висел с правой стороны от стола Дорэй. Клинки глав рода приходят в этот мир, рождаясь за Полотном. Для создания такого клинка нужно двенадцать драконов, которые готовы сомкнуть круг и создать клинок закалив его каждый в своей стихии. Это не простые мечи. Они предметы богов. Особый дар этому миру. Клинок рода Игнэ некогда принадлежавший моему отцу до сих пор сохранил ему верность. Вряд ли Дорэй смогла бы справиться с ним. Слишком большой и тяжелый для женской руки, он всё ещё хранил ту форму, которую принял в руках отца.
— Что? — нахмурилась она. — Что ты делаешь?! — её голос стал взволнованным, стоило ей заметить, как я приближаюсь к мечу, что вот уже пятнадцать оборотов не знал прикосновения хозяйской руки. Сталь тосковала по огню, которому поклялась служить. Я слышала её тихую и такую холодную печаль. Она звала.
— Даже не вздумай прикасаться к нему!
— Что? Боишься, что он признает меня? — позволив себе лёгкую улыбку, поинтересовалась я, не без удовольствия наблюдая за тем, как в её глазах зарождается тревога.
— Не неси чушь! Пришла ни свет ни заря! Грязная, как демон из преисподней! Ведёшь себя так, словно помешалась! Что я должна думать?!
— Ну, — вздохнула я, взглянув ей глаза в глаза, позволив челке приоткрыть часть лица, — я бы задумалась, — не отказав себе в удовольствии видеть, как меняется её взгляд с холодно-отстранённо-презрительного к откровенно испуганному.
Я коснулась кончиками пальцев клинка отца.
Это было похоже на то, как если бы я вдруг обрела некую часть себя, о которой никогда прежде и не подозревала. Сперва прохладные ножны из потертой темной кожи, вдруг откликнулись теплом, точно приветствуя. Я почувствовала настроение клинка, что казалось, пробудился от одного соприкосновения со мной, преображаясь, становясь отражением моей внутренней сути. Если бы кто-то спросил меня ещё тогда, в прошлой моей жизни, которая сейчас кажется неясным сном:
«— Каким ты представляешь свой идеальный клинок?»
Я бы сказала просто:
«— Острым».
Но клинок на стене имел свои представления об этом. Ножны стали тоньше, форма более изогнутой, а рукоять словно уменьшилась в размерах. Блёклые и потертые ножны таковыми и остались, но теперь их оплела тонкая вязь золотых иероглифов, которые будто проступили сквозь изношенный материал. Я могла прочитать каждый символ на них и знала, что это клятва меча его хозяину, что исчезнет и изменится лишь с моим уходом за Полотно.
— Нет, — выдохнула Дорэй у меня за спиной. — Нет, — как-то отстранённо пробормотала она, когда я легко сняла меч своего отца и достала его из ножен. Сталь приветственно сверкнула, поймав отблеск утра из окна, и я нежно провела пальцами по лезвию, позволяя алым каплям выступить на коже и напитать давно не знавшую руки хозяина сталь.
— Я никогда не думала, что однажды мне придётся обвинять кого-то, — тихо заговорила я. — Всю свою жизнь я была виновата и принимала свою вину. Смирилась с тем, что само моё существование это одолжение. В какой-то степени, это помогает мне сейчас, — взглянула в глаза Дорэй, которая бестолково пятилась, стараясь найти поддержку у древних стен. — Ведь ты не можешь не знать, зачем я пришла? Ты помнишь ту ночь, и ты знаешь, что именно сделала?
— О, чем ты? Ты спятила? Обрела своё отражение и твоё сознание раскололось от пережитого! Я…
