«Даже вспоминать страшно, — подумал викарий. — Еще одно присвоенное тело, еще одна погубленная душа, на этот раз русская».
И в новом обличье, преодолев множество препятствий, этот удивительный человек достиг того, о чем мечтал. Как странно, как необычно вилась цепочка его жизни! Он убивал недругов, но при этом скольким помог, скольких спас… А когда получил в Московии неограниченное могущество… Неужели власть действительно способна так изменить характер? Исковеркать душу того, кто еще недавно поступал, как благородный рыцарь? Ведь он опустился даже до… Бр-р, даже вспомнить страшно.
«Да, все это чудовищно, — размышлял священник. — Впрочем, можно считать, он за все сполна расплатился, ведь, дабы избежать смерти, ему пришлось переселиться в тело собаки. Тоже, поди, несладко — в облике облезлой шавки бегать… А до этого, несмотря на все дурные поступки, он пытался освободить подданных, дать им образование, сделать их жизнь лучше. Относился к ним, словно отец к детям. Какая же противоречивая натура этот Голд!»
Преподобный перевел взгляд на грузную фигуру, лежащую на кровати. Голд все еще спал, и священник был этому рад: ему требовалось время, чтобы привести мысли в порядок. Всю прошлую ночь он провел без сна, сопоставляя факты, обдумывая их, сравнивая со сведениями, что сохранились о тех временах. Все совпадало. И к утру он вынужден был признаться себе, что верит другу.
Позавтракав, викарий тут же поспешил к дому Майкла Голда, чтобы послушать продолжение удивительной исповеди. В саду, как и накануне, он заметил племянницу друга, миссис Роуз Делмор, и на ходу помахал ей рукой. Спустя пять минут он в сопровождении дворецкого уже входил в спальню доктора.
— Джон, — улыбнулся Голд. Викарию показалось, что друг подавил облегченный вздох. — Проходите, присаживайтесь. Вот это кресло — оно самое удобное.
Большая кровать под балдахином, витой шнур от колокольчика в головах, несколько зеленых, в полоску, вольтеровских кресел, чайный столик красного дерева, картины в тяжелых бронзовых рамах… Все как вчера. Пока гость устраивался, доктор обернулся к двери, где ждал дворецкий.
— Ничего не нужно, Уоткинс, ступайте.
Тот с поклоном удалился, а Голд повернулся к другу.
— Как спалось, дорогой Джон?
Священник усмехнулся.
— Боюсь, не очень хорошо. Ваш вчерашний рассказ просто выбил меня из колеи.
— Понимаю. Нелегко поверить в такое. Тем не менее, друг мой, это правда. Не забывайте, ведь я на исповеди. И готов ее продолжить. На чем мы вчера остановились?
— Вам пришлось переселиться в собаку, и вы бежали из Московии.
— Да, верно, — кивнул Голд и ненадолго погрузился в воспоминания. — Не буду утомлять вас, Джон, подробностями моего путешествия на запад. Я бежал проселочными дорогами, питаясь помоями на задворках постоялых дворов, на ночь же укрывался в ямах или оврагах.
— Каково это — быть собакой, Майкл?
— Даже не знаю, как передать эти ощущения. Очень странно, когда трава так близко, а дома и деревья такие высокие, когда при попытке что-то сказать из горла вырывается лай, а твой живот и руки… то есть лапы… покрыты грязной слипшейся шерстью. Мир казался несколько иным — предметы были словно растянуты, смазаны, и видел я не только то, что происходит передо мной, но и сбоку, и даже отчасти сзади. Цвета я различал плохо: трава, деревья, солнце, бабочки виделись светло-зелеными, а розы, маки, пионы — коричневыми. Но это меня не беспокоило, гораздо больше, чем на зрение, полагался я на усилившийся слух и ставший необычайно острым нюх. Чувствовал запахи зверей и не раз выслеживал в лесу зайца или белку. А как пах я сам, лучше и не вспоминать.
Голд замолчал, печальная усмешка исказила его лицо.
— Помню, как противно было поначалу есть с земли, особенно отбросы в городах и деревнях. Но требовалось как-то выживать, пришлось привыкнуть и питаться на помойках, и справлять нужду по-собачьи. Голова моя по-прежнему работала четко, но со временем я стал замечать у себя все больше животных повадок. Даже после того, как я перекинулся в человека, звериный нрав еще долго оставался со мной.
— Вы сразу… эм-м… переселились? — сдавленно спросил викарий. Ему претила сама мысль о том, что Голд сейчас расскажет, как забрал еще одно тело.
— Чтобы остаться в Московии?! Нет, благодарю покорно, меня уже один раз там убили. Спасся я чудом и повторения не желал. Больше того, не хотелось мне становиться и поляком, поэтому я пересек с востока на запад всю Речь Посполиту. Решил, что, лишь оставив позади королевство Польское, начну присматриваться к людям в поисках жертвы. Думаю, подспудно я стремился во Францию, по которой скучал, ведь я не был на родине более тридцати лет.
— И что же? Вам удалось попасть туда?
— Нет, — покачал головой Голд. — Миновав Речь Посполиту, я оказался в Королевской Венгрии, было в те времена такое государство. Напомню, благодаря общению со Стефаном Баторием я неплохо знал венгерский, потому сразу понял, где нахожусь.
— Хм… Никогда не слышал такого названия.
— Венгрия в те времена была огромной страной, включавшей земли многих современных государств, но в результате войн оказалась разделена на несколько частей. Королевской звалась территория, находившаяся под властью Габсбургов, в противоположность Османской Венгрии, завоеванной турками. А оставшуюся относительно независимой часть величали княжеством Трансильвания.
— То есть вы оказались на земле Священной Римской империи?
— Да, Джон, именно так. Именно там, в маленькой деревушке неподалеку от городка Унгвар, тихим июльским вечером 1607 года мне посчастливилось встретиться с Ласло Молнаром и спасти его от разъяренного булочника.
Голд застонал. Викарий очнулся от своих воспоминаний и обеспокоенно посмотрел на друга. Тот открыл глаза и слабо улыбнулся.
— Еще раз прошу простить меня, дорогой Джон. Я отдохнул и готов продолжать. На чем я остановился?
— Кажется, вас захотел взять к себе некий бан Иштван, юноша с миндалевидными глазами.
— Да-да, верно, — кивнул доктор. — Знаете, он был на редкость красив. Но увы, я ослышался. Лекарь сказал «бан», то есть «хозяин, господин», а мне показалось — «барон». Сердце мое забилось сильнее, я внимательно взглянул на юношу — молодой, красивый и, как я когда-то, барон. К тому моменту, как он кивнул, соглашаясь взять меня с собой, я уже принял решение и с готовностью потрусил за ним.
Мы направились через лес, и всю дорогу Иштван ласково и беспечно болтал со мной, как со старым другом. Вскоре деревья расступились, и мы вышли к небольшому сельскому поместью. К дому из темного камня были пристроены два крыла с круглыми башенками по краям, вокруг разбит парк и цветочные клумбы. В общем, выглядело все красиво и маняще. Я окончательно утвердился в своем решении и теперь лишь ждал удобного момента. И вскоре он наступил.
Не заходя в дом, юноша присел на каменную скамью и поманил меня к себе.
