Вероятно, у него на самом деле начинали портиться мозги, хотя ему еще не было семидесяти.
– Она погибнет, – переживала мама.
– Вот и пускай, – отвечал отец. – Зато сама.
Мама опять прижимала платочек к уголкам глаз, она вообще никогда не плакала по-настоящему – воспитание.
– Погибнет, и слава богу, – рассуждал отец. – Каждый человек сам себе выбирает жизнь, выбирает судьбу, ну и погибель, выходит, выбирает тоже. Нет, Магда, что ты, я совсем не желаю, чтобы наша Сигрид погибла, я желаю ей счастья. Хочешь, я открою счет на ее имя? Сколько туда положить? Миллион? Или сколько?
– Она все потратит! – У мамы мгновенно высыхали глаза. – Она раздаст эти деньги своим гениальным художникам и опять примчится к нам. Ты видел, как жадно она ела? Ты обратил внимание, как она намазывала паштет на хлеб? Толстым слоем! Она была голодна. Она голодала!
– Ну давай сделаем такую приманку, – наивно предлагал отец. – Открою ей счет на небольшую сумму, она ее быстренько растратит, проголодается и вернется к нам.
– Странные ты вещи говоришь, Хенрик!
– Я шучу, – пояснял отец.
– Ты еще можешь об этом шутить?!
– Ну вот, – вздыхал отец, – получается, что она нас поссорила. Представь себе, Магда, иногда я начинаю ее ненавидеть. И знаешь за что? Не за то, что она опозорила нашу семью… Да и не опозорила она ее, в сущности. Она же не совершила уголовного преступления. И вообще, о бесчестье речь не идет. Она просто, извини за выражение, своенравная дурочка. Но я ненавижу ее… иногда мне кажется, что ненавижу, – тут же оговаривался он, глядя в сверкающие глаза своей жены, – за то, что она испортила нашу с тобой жизнь. Она как будто бы влезла между нами. Мы не можем ни о чем поговорить, не можем отдохнуть, не можем приласкать друг друга. У тебя на языке и у меня в уме стучит все время одно – Сигрид то, Сигрид это, Сигрид убежала, Сигрид прибежала, Сигрид погибнет, Сигрид пропадет. Сигрид, Сигрид, Сигрид. Ну что это за жизнь! – Хенрик Якобсен опускался в кресло, вертя в руках и нюхая свою любимую зеленую рюмку.
Пустую рюмку. Раньше он туда частенько подливал коньяк, но сейчас жена ему запретила пить больше полутора унций в день.
Они сидели во втором этаже, и было слышно, что внизу уже фырчит машина. Вот Сигрид два раза спустилась по лестнице, стаскивая один чемодан, а потом другой.
Вдруг они услышали, как она поет. Вернее, напевает. Какую-то модную эстрадную песенку, дурацкий веселый мотивчик. Мама и отец вышли в коридор и остановились у лестницы, ведущей вниз.
Возле входной двери, около вешалки, стояла Сигрид. Наверное, она не слышала, как родители вышли, не заметила, что они стоят наверху и смотрят на нее. Она надевала шляпку перед зеркалом. Водитель такси забрал один чемодан, потом второй, а она все вертелась перед зеркалом, даже чуточку приплясывая перед ним, и напевала.
– Счастливого пути, – громко и холодно произнесла мама.
– Приедешь, дай телеграмму, – попросил отец.
Сигрид обернулась, помахала им рукой, секундочку подумала, но все же взбежала наверх, горячо поцеловала обоих (притворно горячо, как потом сто раз говорила мама) и проворно сбежала вниз.
– До свидания, до свидания, мои дорогие! – Она помахала рукой и вышла наружу. Они не стали спускаться вниз, но быстро прошли по балюстраде в малую верхнюю гостиную, из окна которой видно было, как отъезжает такси.
– Она пела, – сказала мама.
– Да, – кивнул отец, – а что?
– Она пела! – сказала мама и по-настоящему заплакала. – Ты понимаешь, она в очередной раз предала своих родителей, в очередной раз нарушила все обещания, все свои клятвы, все мыслимые и немыслимые приличия, и при этом она радостно пела!
Казалось, эта песенка поразила ее в самое сердце. Убила ее, выбила из-под нее все опоры.
«Она пела», – повторяла она. Этими самыми словами она встретила Ханса, когда он приехал в ближайшую субботу. Сигрид уехала в его отсутствие. Может, она боялась, что Ханс сумеет ее задержать, а скорее всего и обиднее всего, что это просто вот так сложилось. Так вышло.
* * *
Ровно в пять часов пополудни, как и предупреждала гостиничная администраторша Лена, ко входу в «Гранд-отель» подъехали гуськом три тяжеленных «мерседеса». Выскочили шоферы, распахнули дверцы. Из первого «мерседеса» вышел худощавый седой господин, из второго – тоже седой, но довольно полный, а из третьего – женщина лет сорока пяти в ярко-красном деловом костюме и маленькой шляпке. Шоферы, как по команде, ринулись к багажникам, достали оттуда маленькие, очень красивые чемоданчики на колесиках с выдвижными ручками и приблизились к своим пассажирам. Женщина взяла чемоданчик за ручку и первая пошла ко входу в отель, хотя ее «мерседес» приехал последним. Мужчины, обождав, покуда она войдет в стеклянные двери, двинулись следом, но не сами повезли свои чемоданчики, их сопровождали шоферы.
Дирк фон Зандов глядел на это из холла, сидя в кресле как раз рядом с одной из больших фарфоровых ваз, рядом с той, на которой была изображена ее величество.
Еще через несколько минут после того, как эти господа получили от Лены ключи от номеров, сквозь стеклянную дверь он увидел, как подъехал огромный суперкомфортабельный автобус, на котором было написано «Якобсен». Из автобуса начали чередою выходить дамы и господа – судя по всему, чуть попроще тех, первых трех. Не такие важные, но тоже очень красивые, ухоженные и не очень молодые.
Глава 8. Начало шестого. Ретрит и актриса
Их было человек тридцать или даже сорок, тем более что потом подъехали еще несколько машин – хороших (Дирк видел сквозь стекло дверей), но не таких роскошных, как первые три «мерседеса».
«Наверное, это крайние индивидуалисты», – подумал он улыбнувшись.
Все приехавшие выстроились в аккуратную очередь к стойке, и Лена быстро и ловко выдавала им ключи. Наверное, это какая-то выездная конференция высшего руководства одной из фирм, входящих в бескрайний и необъятный концерн Якобсена, предположил Дирк. Ему хотелось спросить у Лены, но было неловко, да и зачем спрашивать, когда и так все понятно. Однако, возвращаясь к себе в номер и увидев, что по коридору идут два джентльмена, он прибавил шагу, пристроившись к ним, в надежде что-нибудь услышать. Но они шли молча. Первый джентльмен откололся довольно скоро, ткнул ключом в свою дверь и скрылся за ней, а второй, оказывается, жил через номер от Дирка. Он завозился с ключом, Дирк чуть притормозил, тот обернулся, улыбнулся и кивнул. Дирк поздоровался с ним.
– Приехали на наш ретрит? – спросил джентльмен.
Дирк кивнул в ответ.
Тот отворил дверь своего номера, еще раз улыбнулся Дирку и скрылся.
