Лифт я трогать не стал – его корзина была наверху, видимо, Ката ей и воспользовалась. Если вызвать ее вниз, девчонка это наверняка заметит. Психанет ещё. Придется карабкаться по – обезьяньи. Учитывая высоту конструкции, угрохаю я на это минут пять, не меньше, но деваться некуда.
Железные ступеньки были изрядно побиты ржавчиной – вряд ли ими вообще пользовались. Хвататься за них голыми руками было неприятно. Подумалось, что к концу пути явно натру кучу мозолей. Я тут же отбросил эту мысль. Нашел о чем беспокоиться! Там, наверху, девчонка свести счеты с жизнью собралась, а ты о мозолях.
Но что с ней случилось? Нет, конечно, если верить рассказам Терехова, она вообще по жизни психопатка, наркоманка и неуравновешенная особа. Как он там говорил – самое главное разочарование отца. Но кто знает, как там на самом деле. Я вот тоже вроде как разочарование моего отца. Но я ведь не бросаюсь с моста головой вниз. Не дождетесь.
После случившегося в Артаре я поневоле чувствовал себя в ответе за Кату. Ну, или, по крайней мере, мне точно было не плевать на нее. Даже закралась мыслишка, что это она из – за меня все это затеяла. Или что я мог как – то это предотвратить еще там, в таверне – разговорить её, выяснить, что её гложет, успокоить. Но нам там было не до разговоров.
Наверху было ветрено и, кажется, градусов на десять холоднее, чем на земле. Или это просто меня озноб одолел от волнения. Реально, зуб на зуб не попадает, хотя толстовка на спине взмокла, пока карабкался на эту чертову башню.
Сама стрела была треугольной в сечении, и карабкаться по ней было неудобно. А вот противовесная консоль – широкая, массивная, и на ней предусмотрена горизонтальная платформа, по которой можно пройти к лебедкам. По ней девушка и прошла до самого конца, перелезла через невысокие перила и уселась прямо на внешнюю балку, свесив ноги вниз. Сидела она спиной ко мне, и ветер трепал ее темные волосы – длинные, до плеч. На Кату она совсем не была похожа. Невысокая, полненькая.
Я тоже аккуратно перебрался через ограждение и пошел прямо по балке – она была широкая, в три ладони. Старался двигаться тихо, так что подобрался буквально на расстояние вытянутой руки. Свист ветра и поскрипывание железной конструкции сыграли на руку, заглушив мои шаги. До земли здесь было метров сто. Может, и больше. Хотя, это уже неважно. После определенного порога уже без разницы, с какой высоты падать – хоронить все равно будут в закрытом гробу.
Девушка, сгорбившись, смотрела вниз. Вряд ли разглядывала копошащихся на стройплощадке людей, скорее просто уставилась в одну точку. Заметив, наконец, меня, вздрогнула и ухватилась за ограждение. Хороший знак. Инстинкт самосохранения действует. Если бы хотела спрыгнуть – давно бы уже это сделала.
– Ка… – начал было я и запнулся. – Аня?
Единственное, что было общего у этой девушки с Катой – это, пожалуй, взгляд. Черты лица же были более округлыми, мягкими. Кожа бледная, нездорового оттенка, под глазами залегли темные круги. Веки покраснели и припухли – не то от ветра, не то от слез. Но сейчас она не плакала. Взгляд был спокойный, но какой – то отрешенный.
– Мангуст… – с едва заметной усмешкой сказала она.
– Ага.
Я уселся рядом с ней, тоже свесив ноги в пропасть. Высоко. Люди внизу – едва различимые фигурки. Вон тот, с белым пятном вместо башки – тот самый прораб. Терехов, похоже, так и стоит рядом с ним. Вертолета спасателей пока не видно. Сердце, как всегда на такой высоте, бьется, будто стиснутое невидимой ладонью, временами вовсе замирая.
О чем говорить в такой ситуации – я совершенно не представлял. Я не психолог, не спасатель. Да и вообще – почти не знаю эту девушку. Поэтому мы довольно долго молчали, сидя рядышком, как воробьи на проводах, и покачивали ногами в воздухе. Кеды у неё были забавные – ярко – розовые, с мультяшными аппликациями, и совершенно не сочетались с остальным прикидом, довольно – таки мрачноватым. Черные штаны, темно – синяя мальчишеская куртка с откинутым на спину капюшоном, свободная черная футболка с абстрактным рисунком. Ни макияжа, ни украшений. Только в вырезе футболки виднеется краешек цветной татуировки. Кажется, настоящей, а не виртуального скина, показываемого через НКИ.
В целом, если бы не блеклый нездоровый вид и лишний вес, ее можно было бы назвать симпатичной. С возрастом, правда, не совсем понятно. Может, примерно моего, а может, и все 25, а то и больше.
– Ну, и как тебе? – наконец, спросил я, кивая на раскинувшуюся под нами картину.
– Поначалу – очень страшно, – призналась она. – Я думала, или свалюсь со страху, или в штаны наделаю.
– Ну, по первому пункту вроде все в порядке.
– По второму тоже, не надейся, – огрызнулась она.
Ну, наконец – то, вот они, знакомые интонации Каты. В Артаре можно кардинально изменить внешность своего аватара, даже пол поменять. Но поведение – то не изменишь, это нужно быть настоящим актером.
– Терехов сказал, что ты прыгать собралась. Спасателей вон вызвал, сейчас вокруг такой переполох поднимется.
Она поморщилась и мотнула головой, давая понять, что даже разговаривать об этом не хочет. Потом подняла лицо к небу, разглядывая облака.
– Знаешь, ты когда рассказал про эти свои ощущения на высоте… Про страх, смешанный с восторгом. И про то, что здесь, на краю, острее чувствуешь желание жить… Мне захотелось попробовать.
– Помогло?
– Не особо.
Она опустила голову, и глаза влажно заблестели.
– Слушай… – я неловко приобнял ее одной рукой за плечи – аккуратно, будто опасаясь обжечься. – Я, конечно, понимаю, что не в свое дело лезу. И вообще я тебе никто. Но ты расскажи, что случилось – то? Даже если помочь не смогу – так просто выговоришься. Иногда это помогает.
Она поджала губы и смахнула слезинки с ресниц.
– Мама у меня умерла, Стас. Сегодня, в полпятого утра.
– Уф…
Да уж, я тут и правда ничем не помогу. Да и никто не поможет.
– Извини, я не знал.
– Да брось. Тебе – то к чему извиняться…
– А… как? Что вообще произошло?
Она снова ненадолго отвернулась, утирая слезы. Потом продолжила.
– Она заболела. Сильно. Онкология. И… быстро как – то все. Сгорела буквально за несколько недель. Последние дни – постоянно в реанимации. Меня к ней пускали только пару раз в день, да и то на несколько минут. А сегодня… Я почему – то… Я прямо чувствовала, что это произойдет именно сегодня. Хотя вроде бы ей даже немного полегчало. Вчера мы даже с ней разговаривали…
– И что, неужели ничего нельзя было сделать? Отец у тебя вроде бы богатей, можно же было в какую – нибудь крутую клинику ее отвезти, за границу…
– Отец? – фыркнула она.
Так… Брякнул лишнего, конечно, но ладно, чего уж теперь. Сказал «а» – говори и «б».
– Ну… Я знаю, что ты дочка Молчуна.
