Регионы, названные ксилаем, располагаются на окраинах материка, в отдалении от крупных Оплотов и от основных обжитых территорий типа равнин Лардаса, где сейчас идут основные стычки крупных гильдий. Надо, конечно, пересмотреть объявления разработчиков, но не помню, чтобы в этих локациях анонсировались какие-то нововведения. Да и вообще крупных изменений в игре не было уже с месяца три-четыре – кроме введения хтонийских порталов.
– Ты прямо можешь сказать, в чем дело? – устало проворчал я.
– А что ты видишь?
Как же меня бесит эта манера ксилаев отвечать вопросом на вопрос!
– Вижу, что обитатели Артара все чаще ведут себя не так, как им полагается. Не так, как задумано их создателями.
Бэй Фу не ответил, но на морде его мелькнула одобрительная ухмылка.
– И что дальше-то? – усмехнувшись в ответ, спросил я. – Мобы будут все сильнее, и в итоге запрут игроков в Оплотах?
– Оплоты падут.
Я опешил.
– Ты… Ты с ума сошёл, котяра?
Бэй Фу раздраженно цыкнул, скривив губы и обнажив острый, как игла, клык.
– Те, кто создал этот мир, создал и законы, по которым он существует, – продолжил я. – Ты знаешь об этом не хуже меня. Есть те, кто приходит в этот мир, чтобы становиться сильнее. И есть те, кто просто ходячие чучела для битья. Так было, и так будет.
Ксилай глубоко затянулся своей трубкой и выпустил густое облако дыма, которое окутало его медленно оседающей пеленой. Кошачьи глаза сверкнули сквозь неё зелёными сполохами, и тут же скрылись под краем широкой шляпы.
– Ты так и не понял, искатель. Те, кто создал этот мир, ему уже не хозяева.
Глава 13
Давненько не просыпался в таком раздрае. Не сразу удалось понять, где я и что происходит. Пробивающиеся откуда-то сбоку вспышки света резали глаза даже сквозь закрытые веки, отдаваясь в мозгу пульсирующей болью. В ушах стоял пронзительный, вгрызающийся в кости черепа писк. И не пошевелиться – я будто завяз в плотной паутине.
Попытавшись освободиться, обнаружил, что левая рука не слушается вовсе. Сердце гулко колотится в груди, холодной и липкой от пота. Какой-то кошмар, горячечный невнятный бред, и сознание бьётся в его застенках, стремясь вырваться.
Лишь спустя несколько секунд я сообразил, что это и есть моя реальность.
Над ухом пищала панель «домового» – пора было вставать. Ослепляющие вспышки света оказались всего лишь светодиодными огоньками на панели. За ночь я запутался в одеяле, как в коконе, и здорово отлежал руку.
Чертыхаясь, кое-как распутался и отключил будильник. Принялся растирать затекшую, висевшую плетью руку. Поначалу вообще ничего не чувствовал, и было жутковато. Когда кровоток начал восстанавливаться – на смену онемению пришла адская боль, от которой я зашипел, стиснув зубы. Ощущения – будто локтем об острый угол приложился, только сильнее. Тысячи острых вибрирующих зубов вгрызаются в плоть до самых костей.
Хромая, поплелся в ванную, на ходу продолжая массировать руку. Мимоходом глянул на безвольно повисшие бумажные полоски на вентиляционной решетке. Проклятье, опять вентилятор накрылся! То-то духота в комнате – не продохнуть.
Дальше все как всегда, на автомате. Душ, почистить зубы, приготовить завтрак для себя и матери. Но мысли в это время витают далеко.
Как же это тяжко – засыпать в одном мире и просыпаться в другом! Поначалу мои походы в Артар воспринимались как яркие, невероятно реалистичные сны. Которые, в отличие от обычных, еще и запоминались во всех подробностях. Но чем дальше – тем сложнее переключаться между реальностями. Что самое поганое – вот этот, настоящий мир все чаще кажется серым, скучным, с глупыми, мелочными проблемами.
Да, пусть и в Артаре я никто. Мелкая сошка, безымянный и никому не известный искатель, что старается лишний раз не попадаться на глаза тем, кто сильнее. Но там проще. Я волен делать, что захочу. Идти, куда захочу. А большинство проблем можно решить пригоршней монет или ударом меча.
Впрочем, после последнего разговора с Бэй Фу я уже не был в этом уверен.
Заглянул в комнату к матери. Ещё спит. Не стал беспокоить – позавтракать можно позже, перед тем, как повезу её в парк. С тех пор, как мама перебралась из постели в инвалидную коляску – я стараюсь каждый день вывозить её на свежий воздух, если погода позволяет. Да и самому полезно развеяться – в четырех стенах выть хочется. Особенно после просторов Артара.
Я усмехнулся про себя. Эх, видел бы нас сейчас доктор Фишер. Наверное, был бы рад. Нам удалось восстановить матери подвижность обеих рук и плечевого пояса. Год назад я не мог на это и надеяться. Прекрасно помню, как док прятал глаза, когда говорил о перспективах её выздоровления. Он не очень-то верил. И ему было стыдно за это.
Хотя… Если бы мы этот год по-прежнему жили на наши пособия – мама так и чахла бы, не вставая с постели. Деньги, заработанные в Артаре, я полностью тратил на её лечение. И это принесло плоды. Но всё равно это полумеры. Чтобы поставить её на ноги, нужны сотни тысяч кредитов.
Которых у меня нет.
Первые месяцы после аварии я особо и не пытался найти работу – мама была в таком состоянии, что её нельзя было оставлять одну дольше, чем на пару часов. Даже среди ночи вставать приходилось, проверять, как она. Сейчас ей получше, можно было бы устроиться куда-нибудь посменно. Сам-то я уже давно оклемался. Разве что остаток жизни придется ковылять с костылем или тростью. Ну, либо сделать современный биопротез – говорят, они как настоящие. Но на это снова нужны такие деньжищи, каких я сроду в руках не держал.
От этой беспомощности порой хочется рычать и бить кулаком в стену. Раньше я так и делал, но перестал, чтобы не пугать мать. Вместо этого прикрутил стальную трубу в коридоре.
Прохладная, отполированная за месяцы занятий труба привычно легла в ладони, приняла на себя вес тела. Плавно, с выдохом, подтянулся, зафиксировал подбородок над перекладиной. Так же плавно опустился. И ещё раз. И ещё. И ещё. Фиксируясь на верхней точке, чувствуя затвердевшие, как камень, бицепсы. Хорошо. Кипящее внутри раздражение уже не бурлит внутри ядом, а сгорает в мышцах, придавая сил.
За последние месяцы это уже вошло в привычку, так что первые десять-двенадцать повторений пролетают на одном дыхании. Дальше – каждый подъем дается сложнее предыдущего. После двадцати и вовсе будто за ноги кто-то начинает тянуть. Но в этих-то последних повторах и весь кайф преодоления себя.
В дверь позвонили, сбив весь настрой.
Чертыхнувшись, повисел еще немного на перекладине и спрыгнул. Ибо звонивший был настойчив.
На зернистом экранчике «домового» рядом с входной дверью красовалась потасканная физиономия мисс Берч. Я с детства называл её старухой. Ну, знаете, бывают такие бабы без возраста. С пегими тусклыми волосами, убранными в пучок, с морщинистыми ладонями и гардеробом, полностью состоящим из оттенков серого и коричневого. Понятия не имею, сколько лет ей на самом деле. Запросто может оказаться и сорок, и пятьдесят, и семьдесят.
