– Привыкайте. Сантименты врачам скорой помощи только мешают… Так, попробую найти его карточку в базе данных. Как там у него фамилия? Блеквелл?
– Блэквуд. Эрик Блэквуд.
– Угу… Адрес… Что там с показаниями? Вы следите?
– Пульс зашкаливает.
– Он в сознании?
Яркое пятно света мелькнуло перед глазами, но пошевелиться я не смог. Тело было будто чужое – я не мог двинуть даже пальцем.
Но боль оставалась.
– Зрачки реагируют. Мистер Блэквуд, вы нас слышите?
Я даже не пытался ответить. Единственное, чего мне сейчас хотелось – это чтобы ушла боль. Даже если для этого придется умереть.
– Добавьте ему еще пятнадцать миллиграмм морфина.
– Хорошо.
Голоса постепенно стихли, и я погрузился во мрак.
* * *
– Боже мой, что это с ним? Под каток угодил?
– Не угадали. Никаких внешних повреждений. Но при этом признаки разрывов мягких тканей, множественные внутренние кровоизлияния, инсульт в височных долях мозга. Есть подозрение на синдром Джанкеля, но тогда уж в какой-то совсем крайней форме. Свяжитесь с доктором Колманом.
– Хорошо. Но здесь мы мало что сможем сделать, надо было сразу везти в Блумсберри.
– У него минимальная медицинская страховка. Если придет в сознание – попробуем взять согласие на перевод. Но вряд ли он сможет оплатить счета в Блумсберри.
– Мда…
– В общем, у нас есть стандартные семьдесят два часа по социальной страховке и вся безграничная мощь бесплатной медицины.
– Понятно… Да уж. Сомневаюсь, что он протянет даже столько. Как вам вообще удалось довезти его живым – ума не приложу. Но случай интересный. Думаю, Колман оценит.
– Порадуем старика. Сестра! Передайте – пусть готовят операционную. И свяжитесь уже кто-нибудь с доктором Колманом!
– Да, доктор Стивенсон!
– Ну, что ж, сделаем, что сможем…
* * *
Всегда скептически относился к историям про то, как кто-то просыпается после жуткой аварии или не менее жуткой пьянки, ничего не помня и слабо представляя, где он и сколько времени прошло. Сам я никогда не напивался до такой степени, чтобы не помнить вчерашнее. А ту автокатастрофу, в которую мы с матерью попали полтора года назад, до сих пор могу восстановить в мельчайших подробностях.
Но в этот раз я и правда будто с того света вынырнул. В голове роились, причудливо перемешиваясь, смутные обрывки воспоминаний из Артара и из реала. Кое-где между ними зияли темные провалы.
Я понимал, что что-то пошло не так в ходе последнего сеанса в Эйдосе. Понимал, что нахожусь в больнице. Но сколько времени прошло – не имел ни малейшего понятия. То казалось, что я едва успел сомкнуть глаза. То всплывала тревожная мысль о том, что я мог впасть в кому и валяться здесь много недель.
Хорошая новость в том, что боль почти ушла. По крайней мере, перешла в разряд вполне терпимой. Все мышцы были забиты, как после чересчур усердной тренировки, каждое движение отзывалось в них резью и покалыванием.
Я с трудом разлепил веки и пару минут таращился на белые квадратные плитки потолка, постепенно привыкая к свету. Когда глаза перестали слезиться, чуть приподнял голову и огляделся уже основательнее.
Больничная палата. Крохотная, на одного. Места едва хватает на медицинскую кровать с поручнями, пару стульев, узкий шкафчик и тумбочку в углу. Слева – приоткрытая дверь санузла, воспользоваться которым хочется прямо сейчас. Но я не уверен, что у меня хватит сил подняться.
Провалявшись еще пару минут, я понял, что долго так не протерплю, и, кряхтя, сел на кровати.
Что это за хрень? Господи боже, подгузник для взрослых. Ну, хоть не катетер, и на том спасибо.
А ещё все эти трубки…
Я аккуратно, шипя от боли и отвращения, выдернул из вены иглу капельницы, отодрал от лица тонкие трубочки с кислородом. Кое-как поднялся и, пошатываясь на онемевших ногах, потопал в туалет. Гладкие твердые плитки пола неприятно холодили босые ступни.
Не считая легкой больничной «распашонки», я был абсолютно гол. Никаких повязок на себе я не обнаружил, но все тело было покрыто бледными разводами почти заживших желтовато-коричневых синяков и кровоподтеков.
В туалете я пробыл довольно долго. Кое-как поднявшись с унитаза, заглянул в зеркало, упираясь руками в стену, чтобы сохранять равновесие. И вздрогнул.
Из зеркала на меня смотрел кто-то чужой.
Я едва не вскрикнул от неожиданности. Встряхнул головой. Снова вгляделся в зеркало.
Да я это. Я. Только, кажется, постарел лет на пять. И заметно раздался в плечах. Я задрал повыше широкий рукав больничного халата. Тело было моё, но я не узнавал его. Руки бугрились твердыми, как камень, мускулами, перевитыми густой сеткой вен. Любой бодибилдер на пике формы позавидует.
Я медленно, будто боясь того, что увижу, опустил взгляд ниже.
После аварии у меня из бедра пришлось вырезать изрядный кусок мяса, так что полностью восстановить подвижность ноги без киберпротеза не получилось бы. Но сейчас…
Даже шрама не осталось!
Я по привычке стоял, сместив вес на левую ногу. Попробовал встать ровнее. Мышцы ног, как и все остальное тело, были словно деревянные. Но слушались.
Сердце колотилось, как после кросса. То ли от волнения, то ли сказывались нагрузки, которые организм перенес за последнее время.
Я вспомнил. Перед тем, как меня вышибло из Артара, мой аватар разом получил гигантскую прибавку к статам. Особенно к силе – ведь это был основной показатель для Крушителя, в то время как я его почти не развивал.
Синдром Джанкеля, говорите? Его принято представлять только в негативном свете. Расстройства психики. Травмы, переносящиеся от аватара в Эйдосе на реальный организм.
Но, если мозг и правда начинает воспринимать аватар и реальное тело, как единое целое, то что мешает ему переносить в реал и положительные воздействия? Пусть даже для этого придется запустить скрытые резервы организма или вовсе перестроить его?
– М-мистер Блэквуд?!
Медсестра – женщина средних лет, в голубоватой медицинской униформе и белой стерильной повязке, стянутой с лица на шею – с грохотом уронила пластиковый поднос. По полу зазвенели какие-то склянки. Отлетел к самым моим ногам заряженный одноразовый шприц.
– Сколько я… здесь провалялся? – проговорил я, с трудом ворочая языком.
– Вы поступили вчера ночью. Получается… чуть меньше двух суток назад.
– Моя мама. Как она?
– Приезжала вчера. Вы были в коме, и она просидела здесь весь день. Но вечером мы попросили её уехать. Ей нужно было отдохнуть. Ваши друзья помогли ей добраться домой.
