Берил почти удалось скрыть удивление.
– И правда чародей?
Шакал скривил рот.
– Он появился в стене, когда горели печи. Он должен был зажариться, Берил, и задолго до того, как добрался бы до ворот двора.
– Знаешь, жители пустынь привычны к жаре, – ответила Берил, сама явно в это не веря.
Шакал решил не упоминать о том, что незнакомец касался горячего металла голыми руками.
– Кем бы он ни был, у вождя от него вскружилась голова, как у сопляка от первой шлюхи. Никогда его таким не видел, даже Мелочник забеспокоился.
Берил сложила руки на груди.
– Ваятель всегда хотел заполучить чародея в копыто, Шакал. В кастили есть чародей, и, говорят, у Рогов их как дерьма, но ни одно из копыт полукровок еще не усадило такого себе за стол. Если этот незнакомец в самом деле чародей, это может помочь Ублюдкам. – Она смерила его долгим изучающим взглядом. – Но ты так не считаешь.
– Я не знаю, что думать. Ваятель заперся с этим подонком на всю ночь. Вышел утром, чтобы приказать мне идти сюда.
– Ну, слишком уж не расстраивайся, – сказала Берил, хватая одну из мокрых тряпок со стола и швыряя в него. – Ни ты, ни другой мой сынок больше сюда не захаживаете.
Не успел Шакал ей ответить, как одна из сирот, худенькая девочка лет трех, подбежала и, схватив его за пальцы, потащила туда, где играла.
– Вперед, – махнула ему Берил, – пусть пока привыкают к тебе, а потом я дам тебе работу.
Шакал провел утро, воюя с мальчишками и гоняясь за девчонками. Было странно вновь вернуться в детские воспоминания. Запах места погружал его в годы, проведенные под этой крышей, и приют мало изменился с тех пор. Отрадная находилась в пределах видимости со стен Горнила, и все же Шакал по возможности избегал деревни.
Он покинул приют в двенадцать – прошел милю до Горнила, чтобы пополнить ряды сопляков и начать свой путь к копыту. Сейчас, спустя пятнадцать лет, у него был собственный свин, а спину покрывали татуировки Ублюдков. Каждый из дюжины мальчишек, живущих сейчас под опекой Берил, попытается повторить его путь, но лишь немногие из них добьются успеха. Шакал понимал, что был живым воплощением их мечты. Что же до девочек, то они уже были в него влюблены, их брошенные сердца не знали ласки отцов, но все чаяли одного и того же. У многих это чаяние зрело годами и превращалось в желание стать койкогрелкой – любимой забавой Ублюдка. Но пока они были детьми и – что девочки, что мальчики – в своем благословенном неведении еще не знали тех суровых истин, которые ждали их впереди.
Позднее, играя с детьми снаружи, под одобрительными взглядами Нежки, которая развешивала белье, Шакал начал понимать, почему избегал этого места. Не потому, что хотел сбежать от воспоминаний – в приюте ему жилось весело, – а потому, что не хотел видеть того, что было для него недоступно.
Шакал не мог иметь детей.
Все мужчины-полуорки были бесплодны. Его отец, как и отцы всех детей в этой комнате, был тяжаком. Сильное семя орка легко принималось людьми, поэтому стоило женщине забеременеть – никакие травы и чаи не могли из нее это семя вывести. Некоторые убивали себя, лишь бы не вынашивать полукровку. Другие выдерживали семь месяцев беременности, а потом, если выживали после родов, избавлялись от детей любым доступным им способом. Третьи – к счастью для Шакала и для каждого выжившего полуорка, – оставляли ублюдка жить.
Гиспартская знать до сих пор ценила слуг-полукровок, а за симпатичных детей на севере даже давали немалые деньги. И было известно, что в Уделье все человеческие женщины, готовые воспитывать своих детей-полукровок, могли рассчитывать на защиту копыта. Отрадная раскинулась под Горнилом как раз благодаря этому. Однако многих детей все равно попросту бросали – их матери не могли их убить, продать или воспитать, они просто хотели от них избавиться. Именно так и Шакал, и десятки других сирот попадали к Берил.
Сама она пришла в Отрадную из разграбленного города, когда внутри нее уже рос собственный тяжак – женщины-полуорки тоже иногда зачинали детей. Редко случалось, что людское семя приживалось в полуорочьей утробе, куда чаще они беременели от тяжаков. Дети таких родителей назывались трикровными, или трикратами. Они были крупнее и сильнее обычных полукровок и больше походили на орков внешне. Трикратов зачинали нечасто, но еще реже их бросали – потому что лишь немногие женщины-полуорки поддавались подобной слабости. Берил определенно была не из таких. Она приняла защиту Серых ублюдков, поклявшись, что ее трикровный малыш, если родится мальчиком, станет грозным членом копыта. Через полгода родился Овес. Берил воспитывала его вместе с другими найденышами, включая младенца, которому суждено было стать лучшим другом ее сына.
Шакал присмотрелся к ребенку, которого Берил называла Пролазой, и подумал, что малыш может быть трикратом. Клыкастый проказник явно не знал страха и вечно донимал старших детей. Он определенно походил на Овса, который, если бы не строгий надзор матери, одинаково заботившейся обо всех детях, точно подмял бы под себя весь приют.
Прошло четыре дня – из Горнила никаких вестей. Берил поручила Шакалу починить сломанную черепицу на крыше, избавить сад от гадюк и заменить плохие кирпичи в дымоходе. Когда он не был всем этим занят, она отдавала его найденышам, и Шакал не мог сосчитать детей на своих плечах. По ночам же он спал снаружи, под крыльцом, всегда держа арбалет под рукой.
За всю историю на Отрадную нападали лишь раз, когда мимо проезжала разгульная банда кентавров. Шакалу тогда было около девяти, и он до сих пор помнил, как сидел съежившись в погребе вместе с Овсом, Блажкой, Берил и остальными детьми, а лошаки безумно вопили поблизости. Тогда они убили восьмерых и еще десятка два ранили, пока Ваятель не привел Серых ублюдков из Горнила и не прогнал их. Будь в ту ночь Предательская луна, копыто могло бы и не справиться.
Оправдывая свое название, такая луна могла явиться в любую ночь, приводя кентавров в восторг и посылая их на убийства. Иногда луна не показывалась годами, иногда выходила пару раз за многие месяцы. Говорили, что кентавры подчиняют ее своей воле, но как можно было утверждать наверняка? Никто из тех, кто ступал в оберегаемые лошаками рощи, не возвращался с ответом. Так или иначе, Предательская луна внушала страх, словно невидимый топор, зависший в небе над Удельем. Точно предсказать ее появление мог Зирко, но пока что жрец-коротышка не посылал предупреждения. Тем не менее Шакал держал тренчало заряженным.
На пятый день в Отрадной он наконец поддался соблазнам Нежки и улизнул с ней в узкий тупиковый двор между домиком Берил и мастерской бондаря. Нежка была полукровкой, и Шакал знал ее с детства. Когда он покинул приют, ей было лет десять, и с тех пор она выросла в простую, но милую девушку с приятным и внушительным задом. Хорек сношал ее и еще одну помощницу Берил, худышку по имени Метла, но пока не сделал выбора между ними.
– Если Хорь об этом прознает, скальп с меня сдерет, – сказал Шакал, когда Нежка жадно вгрызлась ему в шею. Он был уже без рубахи, и она перестала его целовать, чтобы отстраниться и оглядеть его торс. Нежка провела ладонями по его плечам.
