Тело Шакала пело болью, ободренное недостатком сна. Когда он вешал седло, невольно взглянул на левую руку – туда, где ее порезал орк. И застыл в недоумении. Никакой раны не было. Он ее не перевязывал, даже не думал о ней. Не было на это времени. Он проскакал целый день, совсем ее не обработав, а теперь, когда посмотрел на свою плоть, задумался: действительно ли его ранили. Нет, иначе быть не могло. Он вспомнил боль, вспомнил, как был вспорот острием большого ножа. И тем не менее на его серо-зеленой коже под дорожной пылью виднелись только бледные старые шрамы.
– Рука еще беспокоит?
Шакал, сморгнув, поднял глаза и увидел Овса, склонившегося над перегородкой, которая разделяла их загоны.
– Я голову Зирко разобью, если он схалтурил, – прорычал трикрат.
Шакал снова посмотрел на руку. Черт, это была та же рука. Он об этом даже не подумал. Неужели заговор полурослика был настолько мощным, что мог действовать и спустя несколько дней после тех фокусов? Шакал слишком устал, и ему было сейчас не до этого.
– Все нормально, – ответил он Овсу, заканчивая возиться со своей упряжью.
Они постояли в молчании, переживая общую усталость и горе. Тихое угрюмое сожаление внезапно оборвалось, когда по всему хлеву разнесся грохот – Гвоздь, выбегая прочь, швырнул ведро в комнату с упряжью.
Овес сочувственно покачал головой.
– Было бы лучше, если бы мы сегодня наткнулись на улюд. Был бы шанс сравнять счет.
– Не было бы никакого счета, если бы вождь не отпустил тех орков у Батайята, – заявил Шакал. – Тяжаки унюхали нашу слабость. И осмелели.
– Мы все так думаем, брат.
– И кто-то должен об этом сказать.
– Возможно, – допустил Овес. – Но пока, может быть, не обязательно это делать тебе.
– А кто тогда? – спросил Шакал сдержанно.
Трикрат пожал сгорбленными плечами.
– Похоже, Гвоздю хочется что-то высказать.
Шакал неопределенно хмыкнул. Гвоздь всегда был предан вождю. Не заискивал, как Хорек, не боготворил, как Мелочник, но твердо поддерживал. Смерть Обхвата, без сомнения, могла поколебать веру Гвоздя, но это не означало, что он поддержал бы вождистские устремления Шакала. Черт, да Гвоздь сам мог позариться на место вождя и стать ему соперником.
Но все это могло подождать. Сейчас они должны были сжечь брата.
Шакал и Овес прошли через двор к цитадели. За ней был скрыт из виду Свиной гребень, опущенный для жителей Отрадной. Сумерки еще только начали окрашивать небо, и соплякам был отдан строгий приказ, чтобы все поселенцы оказались внутри до полного наступления ночи.
У цитадели была всего одна дверь – крошечный пуп в брюхе сооружения. Благодаря этому одинокому стальному порталу бастион было легче защитить изнутри. Даже если крепостная стена даст слабину, пусть это и маловероятно, сама цитадель останется для Ублюдков последним оплотом. Она была построена над двумя колодцами, и внутри находилась не только печь для тоннеля, но и кузница, пекарни и кухни.
Шакал редко здесь бывал, предпочитая вкушать пищу в казарме или на валу, где его обдувал ветер и откуда открывался вид на удел. Войдя с Овсом в душную темноту извилистого коридора, они пробрались к топочной камере, похожей на пещеристую глотку. Это была сводчатая, крытая куполом сфера, очерчивающая высокий, выложенный из кирпича очаг. Вдоль стен тянулись лестницы и трапы, которые вели ко множеству подмостей, растущих от верхних уровней очага. К основанию зверя крепились разнообразные печи, и некоторые из них были так велики, что там можно было встать в полный рост.
Обойдя громоздкое подножие сооружения, Шакал и Овес вскоре подошли к печи, которая использовалась для кремации.
Обхват лежал на деревянном одре на колесах, который стоял перед закрытыми дверьми печи. Ваятель вернулся в Горнило после первого обхода и сам подготовил тело, смыв грязь и запекшуюся кровь, облачив Обхвата в его бригант и одежду наездника. Вождь стоял рядом у одра, дожидаясь, пока соберется копыто. Последним явился Гвоздь.
Ваятель медленно покачал головой, всматриваясь в лицо каждого. Он вспотел от жара, вырывающегося из дверцы печи. Его руки и повязки на лице были перепачканы сажей. Он никогда не позволял соплякам помогать ему разжигать погребальный костер.
Вождь заговорил медленно. Слова были знакомы.
– Полуорочьи копыта Уль-вундуласа раньше служили рабами. Среди нас немногие помнят цепи и плетку. Гиспарта держала нас за вьючных животных, бойцов, шахтеров – тех, кому нужно было иметь крепкую спину. Они заставляли нас работать, и множество крепких спин сломалось от их вельможьих капризов. Мы были полукровным потомством их врагов и их изнасилованных женщин. Нас ненавидели и использовали. Те из нас, кого не убили при рождении, были обречены прожить короткую жизнь прислуги и лечь в общую могилу. А потом случилось Нашествие. Многих из нас вытащили из шахт и арен, чтобы мы смогли служить на войне. Первые Серые ублюдки были гончарами, названными так не по цвету кожи, а из-за сухой глины, в которой те были измазаны. Мы умели только обращаться с грязью и огнем, а потом вдруг отправились воевать, сев на спины свинов, которые не знали ничего, кроме ярма повозки. В тот день мы стали воинами. Мы прокладывали себе путь к свободе, хотя сами еще не знали этого. Мечами, выпавшими из рук наших убегавших хозяев, и сквозь плоть наших отцов-орков. Так мы перестали быть рабами, перестали быть гончарами. Мы есть копыто, и это – наша земля и наш удел. Мы свободно скачем, свободно бьемся и свободно… погибаем.
Ваятель сделал паузу, перевел свой блуждающий взгляд с живых на того, кто лежал мертвым.
– Обхват был превосходным ездоком. Верным братом. Настоящим Ублюдком. Он жил в седле и умер на свине. – Снова подняв глаза, вождь улыбнулся под повязкой. – Окажись на его месте кто угодно другой, это были бы просто прощальные слова. Но думаю, мы все знаем, что этот толсточленный сукин сын хотел бы от нас услышать. У него была храбрость. Была решительность. Но больше всего у него был…
– ОБХВАТ!!!
По топочной камере пронеслось эхо, когда закричало все копыто. На лице Шакала появилась улыбка, когда он кричал, и такая же улыбка была у остальных.
– Подойдите попрощайтесь с братом. – Ваятель взмахнул распухшей рукой.
Один за другим Серые ублюдки выступали вперед и целовали Обхвата в лоб, кто-то шептал прощальные слова, кто-то чуть задерживался, положив руку ему на плечо. Гвоздь игриво стукнул тело костяшками пальцев по промежности.
– Этого бревна Горнилу хватит на целую неделю, – проговорил он со смехом в голосе и слезами в глазах.
– Отправим его в путь, – тихо объявил Ваятель.
Он шагнул вперед и распахнул одну печную дверцу. Овес открыл вторую. Из ревущей печи лился обжигающий жар, пожирая весь воздух в легких. Шакал, Гвоздь, Хорек и Мелочник взяли одр и толкнули его в пылающую полость. Когда двери плотно закрылись, они в последний раз посмотрели на Обхвата, лежавшего над поднимающимся огнем.
