Ему хотелось знать, почему, почему Блажка так поступила, но он не мог провести свои последние минуты, мямля жалкие вопросы. Не смея взглянуть на нее, чтобы не поддаться жажде мести, Шакал поднялся на ноги. Взгляд упал на бородатое лицо Овса – тот словно хотел извиниться за предательство, которого не совершал. Больше никто из братьев на него не смотрел.
– Подождите.
Слово взял Мелочник. Его сморщенное лицо было устремлено на пень.
– Ваятель не выиграл, – проговорил старый скряга.
Шакал повернулся к пню. Из него торчало пять топоров. И из стола тоже пять. Откуда взялся пятый голос? И он понял.
– Голос Певчего считается, – возвестил Овес. – По уставу копыта.
– Только если он еще жив, – добавил Хорек.
Ваятель посмотрел через стол на единственного, кроме него, Ублюдка, который все еще сидел.
– Колпак, – обратился вождь, – у тебя остались друзья среди вольных. Что говорят про Певчего? Он еще живой?
Колпак поднял лысую голову.
– Да. Живой.
Овес облегченно выдохнул. Шакал, почувствовав поддержку, собрался с духом и посмотрел на Ваятеля.
– У нас ничья, – сказал он. Это заявление было столь же излишним, как и слова вождя о брошенном вызове, но Шакал хотел сказать это вслух, чтобы развеять морок, который вырывал землю у него из-под ног.
– В полдень, – приказал Ваятель, – в цитадели. До тех пор соперники не должны общаться.
Шакал молча согласился и обвел своих сторонников взглядом. Взглядом, непостижимым образом исключившим Блажку. И уведя за собой Овса, Меда и Гвоздя, Шакал оставил ее.
– Что теперь будет? – спросил Мед, когда все четверо оказались во дворе.
– Судебный поединок, – ответил ему Гвоздь.
– Шак будет драться с вождем? – Мед выдохнул больше воздуха, чем слов.
– Как ты, такой дурачина, вообще стал Ублюдком? – упрекнул Гвоздь молодого полуорка.
– Оставь его в покое, – трезво осадил его Шакал. – Никто из нас не видел такого.
– Это случалось в других копытах, – возразил Гвоздь без особого рвения. – Устав он должен знать.
Шакал сделал шаг к растерянному Меду.
– Мы с Ваятелем выберем борцов, которые будут драться в поединке. Таким образом копыто не останется без лидера.
– И эта херня насмерть? – спросил Мед, еще сильнее испугавшись.
– Не всегда, – ответил ему Шакал.
– В последний раз нового вождя выбирали Клыки наших отцов, – вспомнил Гвоздь.
Шакал сверкнул на него глазами.
– Мы не Клыки. У нас будет кулачный бой. Серые ублюдки могут объявить победителя и без проломленных черепов или вырванных глоток.
– Так… кого ты выберешь, Шакал? – спросил Мед.
Шакал повернулся к единственному из четверых, кто до сих пор молчал.
Овес стоял, сложив руки на груди, прожигая взглядом песок под ногами. Почувствовав взгляд Шакала, трикрат поднял голову. Они знали, что до этого дойдет, планировали и обдумывали это много лет. Втроем. Но сейчас здесь были только Шакал и Овес, и в их молчании воспроизводились сотни прежних бесед. Сейчас изменилось все, но в то же время – все осталось прежним. Вероятность поединка присутствовала всегда. Шакал должен был бросить вызов, Овес – стать борцом. Овес был единственным трикровным в копыте, самым крупным и самым сильным из Ублюдков.
– Кого, думаешь, выберет вождь? – спросил Овес, уже готовясь к предстоящей битве.
– Он бы меня выбрал. – Гвоздь коротко усмехнулся.
Шакал медленно кивнул, соглашаясь. Гвоздь был похожего роста и телосложения, без него Ваятель оставался без грубой силы. Но у него было нечто иное.
– Колпака он выберет, – произнес Шакал, глядя только на Овса.
Его друг воспринял ответ с решимостью, но знакомое бородатое лицо на мгновение вздрогнуло. Шакал был уверен, что это увидел только он один – настолько незаметной была реакция. Но он не встревожился. Колпак был не из тех врагов, к которым можно было отнестись легкомысленно.
Мед побелел.
– А это не Колпак повалил целый улюд, когда был вольным? Шестерых тяжаков, в одиночку. Я слышал, он был даже без свина.
Гвоздь хорошенько треснул его по затылку.
– Ты видел, чтобы он сделал что-то подобное у Батайята? Или в один из полудюжины выездов, когда нужно было остановить налет? Это было бы кстати! Как ты можешь говорить на языке Рогов, Мед, и возиться с алхимическим огнем в печах, когда ты такой тупой, мать твою?
– Ну… нет, я понимаю. Но когда он с нами, он ведет себя иначе. Поэтому вождь и посылает его все время одного. Он умеет всякое, когда никто не смотрит.
– Ну на поединке-то все будут смотреть, – заметил Шакал, желая положить этому конец.
Истории о Колпаке слышали все, но подобной репутацией обладал любой, кто прожил много лет вольным. Кочевники бывали либо мертвыми, либо знаменитыми. Отсеивать факты от легенд не имело никакого смысла. Сомнениям не подлежало только то, что Колпак с тех пор, как вступил в копыто, был у вождя любимым головорезом и, бесспорно, представлял опасность.
Шакал отвел Овса в сторону.
– Не позволяй этим страшилкам засесть у себя в голове. Он будет быстр, и у него будут грязные приемы. Избегай захватов и не давай себя загнать. Этот бледный змей не сможет выдержать больше пары твоих ударов. Черт, да никто из нас не сможет. Поймай момент и вали его.
Овес слушал внимательно, обдумывая совет. Потом хлопнул Шакала по плечу, но уверенность быстро сошла с его лица.
– Почему она это сделала, Шак?
Вместо ответа у Шакала была только искренняя боль.
– Я не знаю. Спросим ее, как только окажемся на одной стороне. Спасибо тебе… что встал за меня.
Овес сжал свои мощные ручищи в кулаки.
– Выбор был небогатый, брат. Свины всегда чуют воду.
Наступил полдень.
В цитадели стояла духота. Там всегда было жарко, но сейчас Шакалу казалось, будто он пытается дышать на дне кипящего моря. Такой жар мог означать только одно: Ваятель приказал зажечь печь.
– Зачем он жжет дрова? – спросил Мед с явной уязвленной гордостью в голосе. Весь последний год печью занимался только он.
– Мера предосторожности, – солгал Шакал. – Чтобы крепость оставалась в безопасности, пока мы заняты поединком.
Истинная причина была более низкой. Драться в обжигающем воздухе было чудовищно трудно. Вождь пытался подыграть Колпаку. Может быть, нелюдимый полукровка был невосприимчив к жару? Шакал оставил подозрения при себе. Не стоило обременять Овса тревожными догадками о диковинных талантах его противника. Бугай шагал справа от Шакала, уже раздетый до пояса. Овес успел немного вздремнуть за прошедшие часы и теперь выглядел подготовленным и грозным.
