– Откуда?!
Тишина. Так молчат дочери, когда собираются с духом сказать маме правду.
– Я вижу, что в яме никого нет. Я могу… смотреть.
Мэлори отдергивает руку.
– Олимпия!..
Будто одно знание, что Олимпия может смотреть, способно свести Мэлори с ума.
Затем до Мэлори доносится плач. Знакомая ей разновидность детского плача. Так плачут, когда стыдно.
Она тянется и снова находит руку дочери. Встает на корень, Олимпия тащит ее наверх. Оказывается, край был близко – совсем чуть-чуть не хватило роста. Мэлори зарывается пальцами в землю, Олимпия тащит ее, ухватив за запястья.
Мэлори не успела осознать признание дочери (хотя это многое объясняет, очень многое!), она ощущает животом поверхность, вылезает.
Она не ожидала от себя подобной силы и ловкости, тем не менее вот она – наконец на свободе, выбралась из убежища.
Несмотря на страшную усталость, Мэлори почти сразу вскакивает на ноги. Олимпия рядом, поддерживает под локоть.
– Ну ты даешь, Олимпия!
Мэлори крепко обнимает дочь.
– Я думала, ты рассердишься, – все еще плача, говорит Олимпия. – Или испугаешься… Я думала, вы будете меня бояться.
Мэлори обеими руками сжимает плечи дочери.
– Ты их видела?
– Да.
– Сколько?
– Всех.
– Что это значит? Объясни!
– Всех, кто был в моем поле зрения.
– Олимпия, а как давно ты… на них смотришь?
Перед внутренним взором Мэлори – мать Олимпии на чердаке. Ее лицо, когда она видит тварь за спиной Мэлори. Видит и говорит, что твари совсем не страшные. Ребенок только что рожден, еще связан с матерью пуповиной, а мать уже начала терять рассудок.
– Давно… – отвечает Олимпия. – Прости меня!
Мэлори обхватывает ладонями лицо дочери. Значит, она была в яме одна. И чуть не лишилась разума самостоятельно, без участия тварей.
– О боже! Не извиняйся, Олимпия.
Чего только не навидалась ее дочь за эти годы! Какой тяжелый груз она несет!
– Наверное, дело в моей маме, – всхлипывает Олимпия. – Она же увидела тварь ровно в момент моего рождения.
Мэлори согласна. Однако к ней еще не вернулся дар речи.
– Ты все видела? Ты смотрела все эти годы?
– Да.
– Ты проследила за мной?
– Ну да. Почти. – Олимпия запинается. – Точнее, я тебя нашла.
– Как?
– Дин сказал, тебя нет в поезде…
– И ты спрыгнула…
– Да.
– А Том? Где Том?
На Мэлори свалилось слишком много новостей. Так, Олимпия не поддается действию тварей. Теперь Том.
– Тома тоже не было в поезде, – говорит Олимпия.
– Боже мой!
– Дин сказал, что он мог уйти с одним человеком.
– С каким человеком, Олимпия? С каким человеком?!
Олимпия сглатывает, будто готовится выдавить из себя суровую правду.
– Генри.
– Кто это?
– Это мужчина, похожий…
Мэлори уже не слушает. Что бы ни сказала Олимпия, Мэлори знает правду.
– …похожий на того, о котором ты часто рассказывала. Его зовут…
– Да, я слышала его перед тем, как меня сбросили с поезда, – говорит Мэлори и добавляет стальным голосом: – А зовут его Гари.
Гари – личный кошмар Мэлори, который подкарауливал ее шестнадцать лет.
– Скажи, ты видела его в лагере? – спрашивает Мэлори с ледяным спокойствием.
Она непременно убьет его!
– Нет, мама.
Вдох. Пауза. Выдох.
– Послушай, – произносит Мэлори. – Он упоминал Индиан-Ривер. Ты знаешь, как туда идти?
– Наверно, да.
– Том рассказывал?
– В основном да. Но я и сама читала.
– Хорошо, – говорит Мэлори.
Хотя на самом деле – хорошего мало. Потому что, даже если Гари не следил за ними неотрывно, обосновавшись в подвале главного домика или где-нибудь еще, он никогда не терял ее и детей из виду.
Теперь уже нет сомнений.
– Значит, у тебя иммунитет. Совсем как у Гари.
– Нет, не сравнивай меня с ним…
Мысли Мэлори уже далеко.
– Отлично! – перебивает она. – У нас равные силы. Ты знаешь, где находится Индиан-Ривер?
– Нет, но мы его отыщем. Мама, у тебя странный тон… Мы же не можем…
– Еще как можем, Олимпия! Мы способны на все!
Мэлори стоит и держит дочку за руки.
– Где рукава? – спрашивает она.
– Они не нужны.
– Но…
– Они не нужны. Клянусь тебе!
– Почему же ты мне раньше не сказала? – спрашивает Мэлори и тут же жалеет. Конечно, ей хочется узнать все и прямо сейчас, однако прежде всего она должна разыскать сына.
– Веди! – говорит она Олимпии. – Мы идем в Индиан-Ривер.
– Мама…
– Олимпия, нам надо спешить!
– Я просто хочу… – Мэлори ощущает руки дочери на шее – она притягивает ее голову. – Вот.
Олимпия надевает на Мэлори повязку. Ее повязку. Туго затягивает на затылке узел.
– Я ни разу не убила человека, – думает вслух Мэлори.
– Мама, необязательно убивать.
– Обязательно!
В голосе Мэлори решимость. Праведный гнев.
– Пока он жив, он будет вечно подкарауливать нас в темноте.
Мэлори оборачивается к яме. Твари не действуют на Олимпию. Она может смотреть. И она говорит, что яма пуста.
Мэлори больше не ощущает себя сумасшедшей. Наоборот – ей больше не страшно никакое безумие.
– Поспешим! – говорит она. – Мы знаем самое опасное на планете чудище. И наш Том попал к нему в лапы.
Глава 27
– В общем-то, обыкновенные очки, – объясняет Том дрожащим от волнения голосом. – Я их смастерил из… Знаете, бывает зеркальное стекло?
Женщина перед ним на табурете кивает. Она сидит на самом краешке, уперевшись жилистыми руками в расставленные колени. Длинные – ниже плеч – каштановые волосы с проблесками седины убраны в хвост.
Она не сводит с Тома огромных глаз. Ни разу не моргнула с тех пор, как Генри привел его в палатку.
Это и есть Афина Ханц.
