Уже на земле Мэлори вдруг слышит со сцены голос:
– Мама?
Это Том!
Он ее услышал.
И судя по голосу, он…
– …он в порядке! – восклицает Мэлори.
Она встает на четвереньки, затем на колени. Локти и запястья подкашиваются, все тело сотрясается от ужаса, что ее сын потерял рассудок. И вопреки всему она надеется, что нет.
– Мама! – раздается впереди.
А затем:
– Мэлори!
Мэлори уже на ногах. Слишком шумно. Она теряет ориентир в толпе опасных, потерявших всякую бдительность незнакомцев.
Кто-то хватает ее за локоть и тащит в обратном направлении.
Гари! Всегда Гари! Повсюду он!
Мэлори отчаянно вырывается.
– Мама! – вдруг доносится голос дочери. – Мама, послушай! Том в порядке! Он смотрит на тварь… и с ним все хорошо.
Люди вокруг издают победный клич, словно им действительно наконец вернули зрение.
Неужели это и вправду произошло?
Неужели сегодня великий день?
Неужели он настал – благодаря ее сыну?
Мэлори сразу вспоминает Тома-старшего – как же он мечтал об этом дне! А сама кричит до хрипоты:
– Закройте глаза! Закройте глаза!
Олимпия хоть и ведет Мэлори прочь от сцены, кажется, возбуждена не меньше остальных.
«Где Гари?» – думает Мэлори.
– Где Гари? – спрашивает она вслух.
– Мама! – восторженно говорит Олимпия. – Мама, у Тома получилось!
И тут раздается голос. Мужской голос. Однако он не принадлежит Гари. Мэлори слышит голос отца. Она столько раз слышала его во сне… и теперь сон оборачивается кошмаром.
Папин голос всплывает из самых глубин, из потаенных уголков ее собственной тьмы, о которых она даже не подозревала. Она пытается стряхнуть наваждение, вернуть голос обратно в мир сновидений, избавиться от него, как она избавилась от Гари несколько минут назад.
Не время тешиться пустыми надеждами! Не время мечтать!
– Мэлори!
Спит она или бодрствует, однако голос действительно папин.
– Кто вы? – спрашивает Олимпия.
– Что происходит? – выдыхает Мэлори.
– Мама, кто это?
– Мэлори Волш? – произносит мужчина.
Это папа. Соткался из темноты. Встал рядом.
– Боже мой! – восклицает Мэлори и цепляется за Олимпию, чтобы не упасть.
Ей физически больно от счастья – это правда, перед ней Сэм Волш, он проводит пальцами по ее лицу. И его голос, его реальное присутствие настолько чудесны, что разгоняют мрак даже под черной повязкой. Ей становится светлее – впервые за семнадцать лет.
– Я не могу… – говорит Мэлори.
Потрясение слишком велико. Слишком много всего произошло. Сразу.
– Мальчик назвал твое имя, – говорит голос Сэма Волша. – А потом… я узнал твой голос.
Он снова ощупывает лицо Мэлори.
– Мэл, это ты?
Вдох. Пауза.
Смеет ли она надеяться?
– Папа?
Знакомые руки обнимают ее за плечи. Олимпия тоже говорит невероятные вещи, говорит – это ее дедушка.
А Олимпия его видит.
– Боже мой! Боже мой! – твердит Мэлори.
– Я Сэм Волш, – произносит голос отца. – Ты ведь Мэлори?
Мэлори опускается на колени. Не может быть! Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вокруг шумят люди. Том все еще на сцене. Олимпия рядом с ней.
Отец…
Мэлори хотела бы сорвать с лица повязку.
Однако она не отступит от главного правила. Даже сейчас.
Мужчина опускается на колени возле Мэлори. От него исходит знакомый запах, она хорошо помнит этот голос и прикосновения, они стоят на коленях посреди этого адского города, в толпе варваров, которые даже не хоронят своих умерших. Толпа дружно приветствует Тома, а он, возможно, прямо в эту секунду теряет последние капли разума, хотя Олимпия по-прежнему твердит, что с ним все хорошо.
– Мэл! – уже уверенно восклицает мужчина. – О господи! Мэлори, это ты!
Они обнимаются. Повязка Мэлори промокла от слез. Она хватает отца за плечи, буквально впивается в него ослабевшими пальцами. Как можно крепче.
– Папа!
– Мэлори!
Сэм Волш плачет. Пытается что-то сказать. Мэлори нащупывает на его лице повязку и радостно смеется – он тоже соблюдает главное правило.
– Мы так и знали! – говорит Сэм с облегчением. – Мы знали, где тебя искать.
Затем что-то говорит Олимпия. Затем и Том – он тоже подошел. Том говорит сестре, что его теория оказалась правильной. Спрашивает, почему у Олимпии открыты глаза.
– Я заметил еще со сцены, – удивляется он. – Через зеркальное стекло. Ты почему не зажмурилась?
Потом рассказывает про тварь.
Сквозь хаос и суматоху, сравнимую с днем нашествия, Мэлори по-настоящему слышит лишь голос отца.
– Мы знали, где тебя искать!
– Папа, – говорит она, целуя его лоб через повязку, – почему вы решили искать меня здесь?
Сэм смеется. В его смехе читаются бесконечные годы страданий.
– Ты всегда была бунтаркой, – говорит он. – Рисковой девчонкой. В отличие от нас с мамой.
Он крепко ее обнимает, а Мэлори думает: «Неужели это про меня? Куда же делась эта рисковая девчонка?»
В голосе Тома восторг и гордость. В голосе Олимпии – потрясение.
Толпа вокруг становится все более шумной. Если Том и в самом деле посмотрел на тварь, радоваться сейчас – чистейшее безумие. А Мэлори почему-то не страшно.
Страх отступает. Впервые за семнадцать лет.
На секунду она вспоминает Мэлори-бунтарку, которую описал отец. Она ведь тоже боролась с несправедливостью…
Совсем как Том.
– Твоя мама… – начинает отец и замолкает.
Ох, не нравится Мэлори его молчание!
– Она была бы счастлива…
– Мама?..
Мэлори хочет спросить «она умерла?» – и не в силах выговорить страшное слово.
Сэм встает сам и пытается поднять Мэлори. Том и Олимпия тоже – она чувствует руки детей. Все втроем они пытаются поставить ее на ноги. Однако на Мэлори свалилось слишком много: известия о маме, ее отец рядом с внуками – и все это в окружении ликующих безумцев…
Мэлори теряет сознание и падает в руки родных.
Глава 31
Мэлори приходит в себя не открывая глаз. Она лежит на чем-то мягком. Прикрыта одеялом до груди.
