— Значит, Темные меня тоже ненавидят, — Арону подумалось, что половина Империи, желающая сплясать на его похоронах, плавно превращалась в целую.
— Значит, Темные тебя боятся и уважают, — поправил его Мэа-таэль.
— Собрание Ковена состоится через три дня, — вернулся к беспокоящей его информации Арон. — Ты сможешь к этому времени раздобыть подробные данные на всех магов, желательно с портретами?
— Сделаю, — ответил тот, добавив. — А ты пообщайся пока с Лорганом, может, что интересное узнаешь.
— И пойму, что для Темного он просто отличный парень? — понимающе хмыкнул северянин.
— И это тоже, — не смутился полуэльф.
К Лоргану действительно стоило зайти. Только вот Арон не представлял, о чем можно говорить с Темным, которого он когда-то знал просто как человека, хотя и худшего своего врага; не представлял, как вести себя, чтобы тот не заподозрил подмены. Хотя к тому, что касалось словесных танцев на грани, северянин почти привык: привык уходить от прямых вопросов, на которые не знал ответов, привык вытягивать сведения из окружающих, не раскрывая себя.
Однако не все проходило гладко. Мэа-таэль, его единственный друг в этом мире, быстро понял, что с Тонгилом не все ладно, но, к счастью, проглотил сказку о потере памяти. Лоргану же, хуже, чем просто чужаку, ни о чем нельзя было позволить догадаться. Арон и так, наверное, вызвал подозрения у Темного, не выйдя к обеду. И во время их встречи он вряд ли вел себя как прежний Тонгил. Но кто ему скажет, как он приветствовал мага, с которым «хорошо ладил и даже дружил»? Как он разговаривал с ним, когда они были одни? Да еще эти совместные магические опыты…
Нет, он не сможет притвориться прежним собой перед Темным, который если не после первой, то после второй его реплики, касающейся магии, поймет, что дело нечисто. Ему нужно придумать что-то, объясняющее все несуразности, прошлые и будущие, но не позволить заподозрить себя в непозволительной для наместника Севера магической слабости. Иначе коллеги из Ковена вместе с дорогим Лорганом быстро отправят его к Серой Госпоже.
Или, если не объяснить, то хотя бы направить подозрения по ложному следу.
Лорган читал. Сидел на широком диване, пристроив книгу на сгиб колена, хмурил белесые брови, и даже, словно ученик, водил пальцем по строке. Хотя нет, присмотрелся Тонгил, не водил, а подчеркивал ногтем некоторые абзацы, а те вспыхивали бледно-синим, отчетливо выделяясь на фоне остального текста. Удобно.
Лорган между тем вскинул голову, почувствовав чужой взгляд, и расплылся в улыбке:
— Наконец-то! Я уж думал, ты сегодня не придешь.
«Ты», — отметил про себя Арон, заранее постаравшийся превратить лицо в маску, — не «вы, господин», как при встрече, а «ты». И выражение лица, какое бывает, когда не ждут неприятностей, когда абсолютно уверены в добром приеме и ответном расположении. Поразительно наблюдать такой взгляд на лице человека, от которого прежде видел только ненависть. Неужели тоже играет? Темный ведь, у них все с подвохом.
— Арон, — Лорган тем временем закрыл книгу и встал. — Я слышал, император требует тебя во дворец. Большие неприятности?
В голосе мага звучала тревога. Да, конечно, заботится о друге. Как мило.
— Случилось… кое-что, — ответил северянин, проходя вглубь комнаты и присаживаясь на трехногий табурет. Беседа с Лорганом с первой минуты оказалась неимоверно занимательной. Ощущение возникало такое, словно бы дикий волчара, вчера еще рвавший твой скот и верных псов, сегодня пришел к дому и, умильно глядя в глаза, заговорил о жизни.
— Если я как-то могу помочь, — продолжил между тем Лорган, — то скажи.
— Обязательно, — Арон хотел бы, чтобы взгляд его не казался магу слишком навязчивым, но не мог заставить себя не вглядываться пристально в давнего своего врага, ища разницу. Внешне все тот же: бледное лицо, неспособное принять загар, тонкие губы, тонкий нос, белесые, словно бы выгоревшие ресницы и брови, и такие же волосы. Единственное цветное пятно — неожиданно карие глаза, настолько темные, что не видно зрачков. Лживые глаза: не разглядишь мысли, не прочитаешь чувства. Можно разве что довериться интуиции… А та молчит, словно бы и впрямь Лорган ему не опасен. Но интуиция не разбирается в нюансах, она не скажет, что если сейчас, возможно, этот Темный и не желает Тонгилу зла, то, узнав о «потере памяти», захочет урвать кусок от владений наместника Севера.
* * *
Лорган стоял у окна, разглядывая темно-серое пасмурное небо, почти сливающееся по цвету с камнем стен и булыжниками мостовой. Дождь только что припустил с новой силой, заставив предметы всего в паре десятков шагов слиться в однообразную темную массу. Вот внизу мелькнула знакомая высокая фигура с черной шапкой волос — Мэа-таэль, только вышедший от него, торопливо направлялся в сторону казарм. Странный у них вышел разговор, странный, короткий, но на редкость интересный.
— Ни в коем случае не расспрашивай, если видишь, что Арон не желает говорить. И, ради Владыки, не вздумай дразнить или злить его! — полуэльф покачал головой, показывая, что уточнять и объяснять свои рекомендации не собирается.
— Если не хочешь отправиться к Серой Госпоже, следи за тем, как ведешь себя. У Тонгила последнее время плохое настроение, сам должен понимать, чем это чревато.
— Я неудачно приехал? — поднял Лорган брови.
— Очень неудачно, — подтвердил Мэа-таэль. — Но и уехать сейчас он тебе не позволит. Так что веди себя скромнее.
— Почему ты меня предупреждаешь? — полюбопытствовал Темный.
— Ты — самый нормальный из всех магов, кого я знаю, включая Арона, — Мэа-таэль усмехнулся. — Будет жаль, если попадешь ему под горячую руку. Думаю, ему тоже будет жаль, но тебе это уже не поможет.
— У него был приступ безумия? — начиная понимать, спросил Лорган.
— Нет, — разбил его построение полуэльф, и тут же добавил многозначительно, — пока нет. Так что побереги себя…
Хороший совет. Очень хороший, только Темный не совсем представлял, как нужно вести себя, чтобы не вызвать гнев Тонгила. Ни в каких тайных сговорах за спиной Арона он не участвовал, особых грехов за собой не знал. Да и не было никогда Арону дела до его грехов, больших и малых. Что он, жрец Солнечного, в самом деле, чтобы обличать чужие проступки?
Значит, случилось что-то, что заставило прежде одного из самых спокойных и уравновешенных Темных видеть в каждом врага. Неожиданно обострилась мания преследования? Сомнительно: для человека, на которого ежегодно совершается несколько покушений, Арон всегда казался удивительно беззаботным. Вот, вообще в столицу додумался приехать, где каждый второй нобиль не пожалеет половины состояния, чтобы отправить его в могилу. Значит, причина в другом. Хотя… «не расспрашивай» означало также «не копай слишком глубоко»; разумное предупреждение. Если он узнает что-то, для Тонгила нежелательное, то дорогой друг его просто убьет, не посмотрев на прошлые заслуги.
