— Альмар?
— Все… — мальчик хотел сказать «нормально», но взгляд уже упал вниз, на источник боли. Левая стопа выглядела странно: сгибалась совсем не туда, куда следует. Мало того, острая грань камня глубоко пропорола голень, алым окрасив воду.
— Вывих, — мрачно сказал подросток, — или перелом.
— Нет, — Альмар мотнул головой, — ерунда.
Он попытался встать, но боль усилилась, стала невыносимой. Бежать не получится. Даже идти не выйдет. Мальчик повернулся к приближающейся стене пожара: еще пара минут, и огонь будет здесь. Сгореть заживо…
Поднял голову: Курумо стоял рядом, хмурился, словно принимая мучительное решение.
— Вот и все, — собственный голос показался Альмару чужим.
— Мне тебя далеко не унести, — сказал подросток. Альмар сглотнул, понимая, что это приговор. Зажмурился, потом торопливо открыл глаза, боясь, что уже остался один. Нет, Курумо все еще был рядом.
— Убей меня, — проговорил Альмар торопливо, боясь, что повторить просьбу силы воли не хватит.
— Это зачем? — Курумо перестал хмуриться, брови поползли вверх.
— Не хочу гореть заживо, — голос сорвался. Умирать не хотелось. Но лучше от клинка, чем в огне.
Курумо покачал головой, потом глубоко вдохнул, будто приготовившись нырнуть с обрыва, и резко встряхнулся. По телу, как по отражению на поверхности озера, пошла рябь. Черты лица расплылись, тело потеряло плотность, став серым туманом. Альмар протер глаза, уверенный, что у него что-то со зрением, а когда убрал руки, на траве стоял крупный волк.
Альмар моргнул. Ничего не изменилось, только зверь забавно наклонил голову. Взгляд у волка оказался очень умный и очень человеческий.
— Курумо? — неуверенно спросил мальчик, — Курумо, это ты?
— Р-рья, — звериная глотка, не предназначенная для человеческой речи, сильно искажала звуки. Волк подошел ближе и присел на задние лапы, — забир-р-райся и дер-р-ржись кр-р-репче. Пр-р-рипасы вор-р-рзьми.
Альмар торопливо подобрал мешок Курумо, с запозданием вспомнив, что свой бросил в лесу во время бега. Забрался на зверя, обхватив одной рукой того за шею, а второй держа горловину мешка. Впервые порадовался, что для своих лет он невысокий и худой.
Что было потом, запомнилось плохо. Бесконечный бег по бесконечному лесу, боль в ноге от резких движений. Все мысли сосредоточились на том, как удержаться и не упасть.
Потом, неожиданно, все закончилось. Альмар оказался на земле, а Курумо, снова человек, сидел рядом и осторожно ощупывал его больную ногу. Потом резко дернул, ставя ступню на место:
— Надо бы еще лекарю показать.
Альмар торопливо вытер брызнувшие от боли слезы.
— Что с пожаром? — спросил прерывающимся голосом.
— Остался позади. В зверином облике я бегаю быстро. Еще нам повезло, что ветер сменил направление, — Курумо отодвинулся, но взгляд не отвел. Мальчик сглотнул и опустил голову, чувствуя стыд:
— Я опять оказался обузой.
Несколько секунд молчания, потом Курумо коротко хохотнул:
— Ты только это хочешь сказать?
Альмар поднял голову:
— Ты спас мне жизнь… Спасибо.
Опять пауза, только Курумо продолжал вглядываться в его лицо, выискивая что-то.
— Я ведь оборотень, — усмехнулся, — или до тебя не дошло?
Альмар моргнул:
— Я понял. Ты же в волка превратился, — но Курумо продолжал ждать, и он смущенно добавил:
— Прости, пожалуйста, что я тогда про оборотней гадостей наговорил. Я же не знал, что ты… Я не хотел обидеть.
— Не боишься меня? — спросил Курумо.
Альмар нахмурился:
— Нет. Ты ведь не боишься, что я Темный.
Курумо выдохнул, потом тихо рассмеялся:
— Верно. Мы друг друга стоим.
А Альмар подумал, что позднее обязательно спросит, на что это похоже — превращаться в зверя. Больно ли. Спросит, какой облик приятнее и привычнее. И как это получилось впервые. И еще много чего еще…
— Скорее бы добраться до города, — прервал его мысли Курумо, — жаль…
— Что? — заинтересовался Альмар.
— Жаль, что ты не из наших. Обратился бы в волка, потом назад — стал бы как новенький.
— Здорово, — позавидовал мальчик, — а правда, если ты меня укусишь, я стану оборотнем?
Курумо засмеялся:
— Если я тебя укушу, станешь человеком со шрамом. Хочешь проверить?
— Не-а, — улыбаясь, Альмар покачал головой.
До города оставалось не более одного дневного перехода. Пожар заставил их отклониться с прямого пути, но крюк оказался невелик.
— Пока пойдем лесами, — сказал Курумо, раскладывая костер, — ближе к городу выйдем на главный тракт. Нога как?
— Лучше, — Альмар для пробы сделал несколько осторожных шагов, — наступать неприятно, но идти смогу. Слушай, — неожиданно вспомнил он, — при входе же плату требуют!
— У меня есть деньги, — успокоил его Курумо.
— Спасибо, — Альмар вздохнул. Получалось, что он со всех сторон должен Курумо, — я продам кинжал и верну.
Тот хмыкнул в ответ.
До Радоги добрались еще до заката. Ворота стояли широко открытыми, сквозь них в обоих направлениях двигались люди. Иногда среди пешеходов попадались всадники, обычно дворяне со свитой. Пару раз проехали группы военных: сперва рыцари Гиты, потом городская стража.
В города ребята попали без проблем, храм Многоликого тоже нашелся сразу. Сложно пропустить самое крупное здание рядом с самой большой площадью. Владыка, в отличие от Бога Солнца, не привечал попрошаек, потому никто не сидел рядом со входом, выпрашивая подаяние. Вообще людей у входа было немного. Подходя, ребята увидели только двух покрытых шрамами наемников, как раз поднимавшихся по ступеням, да спускающуюся вниз красивую, роскошно одетую женщину. Наемники посторонились, пропуская даму, и почти одновременно почтительно поклонились. Та в ответ благосклонно кивнула. Альмар удивленно проводил взглядом вооруженных мужчин: в столице он не замечал, чтобы эта братия проявляла уважение к кому бы то ни было. Курумо заметил его удивление и ткнул локтем в бок, показывая на незнакомку:
— Темная магичка. Простой дворянке эти вояки не стали бы кланяться. Видишь на ее плече брошь в виде руны? Знак Ковена. У господина Тонгила такой же есть, но он не носит. Его и так все знают.
В храме Многоликого Альмар не был ни разу в жизни. Впрочем, не бывал он и ни в каких других храмах, кроме посвященных Солнечному, и, подойдя к высокой лестнице, замер, не осмеливаясь подняться. Курумо сделал несколько шагов по ступеням, потом обернулся:
— Что мнешься?
