— Нет, Арон. Я не понимаю, к чему ты ведешь.
Тонгил вздохнул, но взгляд остался таким же острым и холодным:
— Я восхищаюсь твоими способностями к лицедейству, друг мой, но во всем нужно знать меру. Я нашел сына. Я знаю, что тебе давно известно о его местонахождении. Меня интересует, кому ты продался, чем тебе заплатили, и для какой цели вам потребовался мой ребенок.
Нужно было что-то ответить, сказать что-то, доказывающее его невиновность, но в мыслях воцарилась гулкая пустота, и пока Мэа-таэль судорожно подыскивал контраргументы, молчание затянулось.
Тонгил вскинул брови:
— Ну же, Мэль, облегчи душу.
— Я не предавал тебя, — выдохнул он наконец, когда тишина стала невыносимой. — Не предавал!
— Тогда почему лгал мне про сына? — мягко спросил маг.
— Потому что это был единственный способ защитить его.
— Защитить от кого? — взгляд Тонгила жег почти физически.
— От тебя.
— Ты заговариваешься, — после короткой паузы сказал маг. — Попробуй еще раз, только причину подбери лучше.
— Какой смысл притворяться теперь, Арон? Если ты и в самом деле забрал Альмара… Думаешь, я поверил в твою прочувствованную речь о светлой любви десятилетней давности и нежных чувствах к результату этого союза? Все знают, для чего Темным нужны кровные родичи.
— Для чего? — ледяным тоном уточнил Тонгил.
— Один ритуал с кровью ребенка — и к тебе вернется память. Сын для тебя — живая страховка, чтобы использовать при необходимости. Универсально лекарство от любой магической травмы. Ты всегда был осторожен, Арон, всегда рассчитывал вперед на много ходов.
— Отдаю должное, Мэль, звучит даже правдоподобно, — кивнул Тонгил одобрительно. — Заранее продумал речь или сымпровизировал?
Полуэльф коротко хохотнул:
— Что, даже мне не хочешь признаться? Продолжаешь лицемерить?
На лице мага заиграли желваки, и Мэль уже решил, что его проклянут до седьмого колена, но Тонгил сдержался, только радужка глаз обесцветилась еще больше:
— Какое тебе дело до того, жив ли мой ребенок? — спросил он ровно. — Он тебе никто.
— Он — никто, — не стал спорить Мэа-таэль. — В отличие от тебя. Я не хотел, чтобы мой друг стал сыноубийцей. Не хотел возненавидеть тебя.
— Именно за это? — в глазах мага на мгновение мелькнуло недоумение. — Полагаешь, это самый страшный грех?
— Да, — уверенно ответил полукровка. — Мне плевать, по скольким трупам ты поднялся наверх, скольких Светлых и Темных уничтожил, сколько рабов не вышли из твоих лабораторий. Но свою кровь нельзя убивать.
— Что ж, — медленно проговорил Тонгил. — Красивая речь. В таком случае, ты будешь рад узнать, что я не желаю и никогда не желал Альмару зла. Что он действительно дорог мне — как сын. Ложь, которую ты сплел для семьи оружейника, станет правдой, — я действительно буду учить мальчика магии. Всему, что знаю…
Лицо мага осталось прежней холодной маской, но глазам вернулся оттенок цвета. Мэль на мгновение отвел взгляд. Очень хотелось поверить словам Тонгила. Очень. Ведь и давнее видение можно объяснить иначе. Раз у мальчика Дар, Тонгил мог просто показать ему одну из лабораторий. Мэа-таэль не очень представлял, для чего, но, возможно…
Полукровка моргнул, стряхивая наваждение. Чушь! Отцовские чувства у Темного мага к мальчишке, которого и не видел-то никогда вживую? Наверное, оттого и оставил воспитываться в чужой семье, чтобы не привязаться случайно, не привыкнуть. Поверить в пробуждение родительского инстинкта одновременно с потерей памяти? Не слишком удивительное совпадение?
— А теперь давай без сказок, — продолжил тем временем маг. — Кто на самом деле твой наниматель и какая у него цель?
— У меня нет нанимателя, — резко ответил полукровка.
— Значит, собственная задумка? — холодно улыбнулся Тонгил. — Тогда поделись планами, друг.
— У меня нет никаких тайных планов, — глаза мага опять начали обесцвечиваться, взгляд обжигал холодом, заставляя ежиться. — Арон, я только хотел спасти Альмара, переправить его в безопасное место. Только это.
— Значит, не хочешь рассказать по-хорошему, — мягко сказал Темный. — А ведь это редкая возможность, друг мой.
— Арон, прошу, поверь мне. Я столько лет верно служил тебе! — проговорил полуэльф с максимальной искренностью, на мгновение позволив себе бросить один короткий взгляд в окно, так удобно выходящее на запад. Солнце погрузилось за кромку горизонта почти полностью, оставив видимым лишь изогнутую алую нить. Почти закат. Потянуть время еще немного…
И либо следующие минуты станут последними минутами его свободы, либо… нет.
* * *
Арон внимательно следил за каждым движением полукровки, за каждым его жестом, самым малейшим изменением в мимике. Без толку. Идеальная маска. Может, это и вовсе не его настоящее лицо? Может, он уже бесы знают сколько времени носит амулет на якорях, скрывая истинную сущность. Может, этот амулет работает не только на внешность, но и на мысли, помогая лгать и притворяться. Может…
Северянин усилием воли остановил поток мыслей. Действительно, паранойя. Как прежний Тонгил не свихнулся от этого постоянного потока врагов, в которых превращаются даже друзья? От бесконечного хождения по краю пропасти, когда все вокруг так и норовят столкнуть тебя вниз?
Вспомнился собственный вопрос сыну — «Ты же не собираешься подсыпать магу в бокал щепоть яда?» — и испуганно-растерянные глаза ребенка. Нашел о чем спрашивать десятилетнего мальчика! Дожил.
Впрочем, по большей части вина в его нынешнем состоянии лежала на человеке, который стоял напротив. Человеке, которого он привык считать своим якорем в этом мире. Человеке, который, похоже, никогда не говорил правду.
Что ж, Арон найдет другие якоря. Или создаст их сам. Только бы враги дали на это время.
Стеклянные крошки от кристалла разом вспыхнули, разогнав легкий вечерний сумрак, собравшийся в комнате. Взгляд северянина метнулся к лицу полукровки, к его глазам, полнящимся сейчас шальным азартом. То ли не сумел удержать маску в предвкушении победы, то ли сбросил добровольно, уверенный в собственной неуязвимости.
Северянин ощутил, как вокруг него шевельнулись щиты, как напряглись в неведомом ожидании тени. Арон не смог бы сказать, как он это понял, но до того, что приготовил ему полукровка, оставалось едва мгновение. Мысль не была осознанной, руки двинулись сами к метательным жалам, которые он всегда носил на себе. Арон успел бросить один раз, с обеих рук, успел попасть — хотя не совсем туда, куда целился. Бесов полукровка дернулся в сторону, и серьезную рану нанес только один клинок. А потом мир вокруг мага взорвался.
Это не походило ни на что, испытанное прежде, и слава богам, которым Арон, впрочем, не верил, что это длилось не дольше десятка секунд. Сила, от которой он был отрезан, вернулась, приливной волной ворвалась в его эррэ… Когда северянин пришел в себя, оказалось, что магический удар бросил его на пол. В наступающем полумраке можно было разглядеть черные пятна пепла на стенах, на креслах слабо тлела обшивка. Больше всего досталось столу: из самого его центра вырастал язык пламени, слишком четко очерченный для натурального огня. Дверь, ведущая наружу, была распахнута, и на полу и на стене виднелись свежие следы крови. Тела не было.
