— Почему ты присоединился к каравану? — сказал он, едва они остановились.
— Что? — Тибор вскинул брови.
— Почему — на самом деле? Что могло потребоваться здесь пирату Кашимы?
Молодой наемник задумчиво потер подбородок.
— Вообще-то, Венд, я не вижу, каким образом мои дела имеют отношение к тебе. Я же не спрашиваю, что за интересы привели тебя с Ресаном из Радоги в Кирет-град, а потом отправили на юг.
Воин нахмурился. Не то чтобы он надеялся на подробный рассказ, но…
— Скажи хотя бы, что тебе нужно от меня и Ресана?
— От вас? — удивился Тибор. — Ничего.
— Тогда почему через два дня после встречи с Ресаном ты оказался в том же караване, что и мы? Скажешь, случайность?
— Не совсем, — спокойно признал наемник. — Когда юноша рассказал про ваш караван, я решил, что это удобный способ путешествовать. Безопаснее, чем в одиночку.
— И дружбу с подростком-Темным ты свел случайно?
— Венд, — Тибор вздохнул, — скажи прямо, в чем ты меня подозреваешь?
Воин не ответил. Проблема заключалась в том, что его подозрения пока оставались смутными, неоформленными и ничем толком не подтверждались. Он надеялся, что наемник проговорится и что-то станет понятнее. Не стало.
Тибор подождал минуту, но ничего не дождался.
— Что ж, когда определишься с моими злостными намерениями, обращайся.
Говорил Тибор вроде бы легко, но Венду послышалась в его голосе обида.
— Ты иногда ведешь себя странно, — попытался объяснить воин. Тибор невесело усмехнулся.
— Мне это часто говорят.
— Вот сегодня, например. Зачем ты спас Истена?
Тибор вскинул брови:
— Быстро же расходятся по лагерю слухи. Случайно я его спас. Не знал, что это он, просто увидел, как тварь собирается прикончить человека, и отвлек ее.
Что ж, так оно вероятно и было. Возможно, такое же реалистичное объяснение имелось у любой другой странности Тибора.
Или нет.
* * *
— Я слышал, что именно вы, тарэс Цинт, предупредили о сегодняшнем нападении, — купец стоял перед Ароном, яростно дергая то один, то другой ус. Выражение лица у него было… необычное. Словно ирутец никак не мог решить, какую эмоцию должен испытывать.
— Тарэс ансун-ла Тлуш, — северянин не имел никакого желания беседовать с купцом, не пытался это нежелание скрыть, и голос его звучал раздраженно, — я ранен и устал. Разговор не может подождать?
— Боюсь, что нет.
— Я предупредил людей, что чую опасность, — отрывисто сказал Арон. — Без деталей. За подробными предсказаниями будущего ко мне не обращайтесь. Что-то еще, тарэс ансун-ла Тлуш?
— Почему вы ничего не сказали мне?
— Чтобы вы подняли меня на смех? — Арон пожал плечами. Настоящая причина заключалась в том, что купцу он не доверял, но не сообщать же об этом Тлушу.
— Я бы отнесся к предупреждению, тем более исходящему от вас, тарэс Цинт, очень серьезно, — Тлуш укоризненно покачал головой. Арон не ответил, глядя в пространство за спиной купца — там к одному из костров как раз подходил мажонок. Походка у него была неровная, пошатывающаяся — должно быть, так давал знать о себе опустошенный резерв. От перенапряжения у мальчишки даже лопнули сосуды в носу — когда Арон нашел его, лежащего без сознания, нижнюю часть лица мажонка покрывала корка подсыхающей крови. Тварь, которую он убил, стражники уже выволокли за пределы лагеря, но помочь Рикарду или, хотя бы, проверить, жив ли он, никто не пожелал.
Арона смущало, что истощение резерва так сказалось на состоянии мажонка. Когда сам северянин потерял Силу — после перехода через Врата полуэльфийки — физически он чувствовал себя превосходно. Может быть, причина крылась в возрасте Рикарда?
Сейчас, увидев подростка, Арон вспомнил сегодняшнее странное поведение купца.
— Тарэс ансун-ла Тлуш, — сказал он, меняя тему, — почему вы так удивились, увидев Рикарда?
— Рикарда? — переспросил Тлуш. — А-а, вы говорите о нашем юном маге? Когда в лагере делали перекличку, он не появился. Я предположил, что он тоже погиб или был унесен тварью, — купец широко развел руками. Арон кивнул:
— Я вам еще нужен?
— Пообещайте, что как только почувствуете приближение опасности, скажете об этом мне первому, — требовательно произнес Тлуш.
— Скажу, — не стал спорить Арон и, развернувшись, пошел прочь.
Он действительно был ранен и действительно устал, но самой большой неприятностью оказался разговор с Вендом. Его бывший лучший друг и в прошлой жизни не отличался доверчивостью, но его нынешняя подозрительность не шла с прежней ни в какое сравнение. Вспоминать их последний разговор было неприятно.
Среди ночи Арон проснулся. Причина оказалась самой прозаической — болела нога. Более того, воспалилась и торкала изнутри. Перед тем, как, с помощью Венда, перевязать ее во второй раз, он промыл рану горячей водой и даже остатками вина, купленного еще в Кирет-граде. Не помогло. Несколько минут северянин сидел, размышляя о том, что можно сделать. Пока что, как он ни прокручивал варианты в голове, получалось только одно.
Пока северянин шел — вернее, хромал, — через лагерь, несколько воинов из дежурного десятка проводило его взглядом, но никто ни о чем не спросил. Ночь была жаркой, так что многие предпочли спать под открытым небом, а не в повозках. Рикард, к счастью, тоже. Игнорируя откровенное любопытство на лице ближайшего стражника, Арон присел рядом с мажонком и осторожно тряхнул за плечо. Мальчишка вскинулся мгновенно, разворачиваясь к мужчине и поднимая правую руку, сжатую в кулак, словно подготовленную для удара. Северянин был почти уверен: если мажонок разожмет пальцы, на ладони обнаружится язык пламени, в любой момент готовый стать огненным шаром.
— Все нормально, — сказал Арон негромко. Рикард несколько раз моргнул, медленно опустил руку, но не расслабился.
— Что вам нужно, тарэс?
Северянин вздохнул:
— Твоя магия. Мне нужно, чтобы ты вылечил меня.
Мажонок уставился на него, широко распахнув глаза:
— Но я же Темный! — воскликнул шепотом. — Я не могу лечить.
— Это не сложно, — Арон поморщился. Как же ему не хотелось тратить время, объясняя, убеждая и доказывая. — Просто делай то, что скажу, и у тебя получится. И не спорь со мной, — в голос прорвалось раздражение.
— Хорошо, тарэс, только…
— Что еще?
— Мой резерв пуст.
Арон на мгновение прикрыл глаза, моля богов о терпении. Он понимал, что сейчас в нем говорят плохое настроение и боль, и только поэтому не взял мальчишку за шиворот и не встряхнул — чтобы тот замолчал, выслушал и сделал, как надо.
