— Нет, — Великий Уррий отодвинулся от ребенка и теперь внимательно разглядывал огромный зал и десятки мертвых тел на полу. — За каждым злым приказом стоит злой человек. Эти глупые двуногие мертвы, но он пошлет других. Он будет посылать других, пока я не найду его самого.
— Это был приказ от Сияющего Ока! — торопливо сказал мальчик. — Нам зачитали приказ и показали верительную бирку! Я видел!
Не обращая внимания на слова ребенка, Великий Уррий повернулся к Ниссе.
— Почему ты думаешь, что он не опасен?
— Но… он же еще дитя!
— Дитя, — повторил Великий Уррий задумчиво. — Дети — это маленькие люди, которых делают женщины, и из которых потом вырастают обычные люди. Верно?
— Д-да.
Нисса перевела взгляд с Великого Уррия на ребенка, не понимая, почему Он спрашивает.
— А бывают ли дети с белым мехом на лице? — продолжил Великий Уррий. Нисса моргнула, не понимая, а ребенок, похоже, понял. Мальчик вдруг сорвался с места, но кинулся не к выходу в храмовый сад, о котором прежде упоминал. Он кинулся к ней.
Нисса отшатнулась, но что-либо сделать не успела. В двух шагах от нее мальчишка вдруг запнулся, нелепо взмахнул руками и упал, а голова его, срезанная чешуйкой Великого Уррия, покатилась дальше, пока не ткнулась в ноги Ниссы.
Великий Уррий приблизился и остановился рядом с телом, с интересом его разглядывая.
— Из остальных людей текла кровь, — сказал Он. — Этот человек странный.
Слова Великого Уррия вывели Ниссу из оцепенения. Она заставила себя шевельнуться — далось это с большим трудом — и подошла к телу. Крови действительно не было. Чешуйка, отрезавшая голову мальчику, оставила лишь гладкий, почти зеркальный, срез. Там, где полагалось быть отсеченной плоти, костям и сосудам, виднелось лишь что-то бледно-желтое, крупинчатое на вид.
Нисса присела рядом с телом и осторожно коснулась этой бледно-желтой массы. Под пальцами ее будто лопнула пленка — и на пол посыпался… песок. Обычный песок, какого тысячи барханов в пустыне.
— Это не человек, — Нисса посмотрела на Великого Уррия. — Это песчаный оборотень. Песчаник. Когда Великая Мать отвернулась от нас, Песчаники пришли вместе с пустыней. После смерти Песчаника его настоящий облик возвращается.
Нисса подошла к отрезанной голове и осторожно приподняла ее за волосы так, чтобы увидеть лицо. Ничего человеческого в этом лице не осталось. Теперь оно было покрыто ровным белым волосом, в котором прятался безгубый рот и узкие щелки глаз.
— Он сказал, что ваше Сияющее Око приказало убить Меня. Он солгал? — Великий Уррий тоже разглядывал мертвого Песчаника, и широкие пластины на его лбу находили друг на друга — знак тревожного размышления.
— Я не знаю, — Нисса отпустила голову Песчаника и оглядела зал мертвецов, в этот раз почти без содрогания.
— Я сам спрошу у Сияющего Ока, — решил Великий Уррий, и добавил прежде, чем Нисса успела осознать всю сложность грядущей задачи. — Но до того я хочу поговорить с Великой Матерью. Как это можно сделать?
Глава 14
Пол под ними содрогнулся особенно сильно, а потом начал мелко трястись.
— Айо волнуется, — негромко сказал демон. — Скоро обмен.
— Успокой ее, — велела Вассара.
Демон кивнул, подошел к одной из стен, прижал к ней руки и начал медленно, с видимым усилием, вдавливать их внутрь стены, будто в густое желе. Вот они погрузились по локоть, по плечи, а вот и все тело демона оказалось внутри. Потом стена хлюпнула и разгладилась.
Тряска прекратилась.
— Аш хорошо ладит с Айо, — сказала Вассара, отворачиваясь от места, где исчез демон. — Матушка им очень довольна.
— А вот мной она довольна не очень, — Арон развел руками с покаянным видом.
— Не могу сказать, что вы оправдали все ее ожидания, но, — эльфийка улыбнулась, — вы нравитесь Матушке. Это нечасто бывает… Увидимся, господин маг, — если вы, конечно, выживете…
Последние слова Вассары еще звучали у Арона в ушах, когда воздух вокруг словно вспыхнул. Северянин инстинктивно зажмурился, но даже сквозь веки продолжал видеть этот нереальный свет. Потом свечение уменьшилось до терпимого, и он осмелился открыть глаза.
Айо с ее пузырящимися стенами больше не было. Вместо того Арон оказался стоящим посреди просторного круглого зала, залитого ярким солнечным светом, проникающим сквозь цветные витражи широких окон. Каждый из витражей изображал одного из знаменитых аватар Солнечного, совершающего очередной подвиг во имя спасения человечества. И где-то, пока невидимый, пел хор.
Когда-то давно, в той жизни, что сейчас казалась лишь туманной сказкой, Арон ходил в храмы Солнечного. Даже, кажется, молился там. Не потому, что ощущал в том внутреннюю потребность, но в основном ради Тери… А еще так делали все его друзья. Так было принято. Принято было приносить жрецам дары и просить прощения за совершенные грехи — даже если на самом деле поступки свои человек грехами не считал и в них не раскаивался. Просто принято.
Арону, впрочем, нравились храмы Солнечного — наполненные светом всегда, даже в самую пасмурную погоду, нравились яркие одеяния жрецов и протяжные гимны, особенно вот этот, который он слышал сейчас. Разобрать слова казалось невозможно, но мелодия была знакома. Один из гимнов, посвященных благочестивому Криру, пятому аватару Солнца? Да, точно. Гимн о его возвращении домой.
Домой…
Сколько раз Арону приходилось терять свой дом и начинать все заново, в чужом месте среди чужих людей? Первый раз — когда его семью изгнали из клана. Второй — когда потерял мать, а их новый дом сгорел — жители того города слишком боялись Синей Чумы. Потом — их с Тери дом, тоже сгоревший, как и их тихое семейное счастье. И даже здесь, в новом мире, в теле Темного мага, он лишился и своего дома, и Дара, и заново обретенного сына…
На сердце тяжелым камнем легла тоска, съедая силы. Зачем бороться, зачем что-то делать, если результат будет таким же? Смириться, покаяться, попросить прощения. Бог Солнца милостив, он…
Арон мотнул головой, отбрасывая чуждые мысли. Смириться, покаяться, отказаться от борьбы? И что там было на очереди? Может, вообще стать отшельником и до конца жизни замаливать грехи в какой-нибудь пещере?
Неужели они — кем бы они ни были — всерьез надеялись так легко сломить его волю?
Арон еще раз внимательно оглядел зал, пытаясь определить, где тут выход, поскольку ничего, напоминающего двери или арки, в поле зрения не имелось.
Гимн стих, и в тишине отчетливо прозвучали шаги, словно кто-то невидимый приближался к Арону. Рука северянина с неохотой легла на рукоять меча. Обнажить оружие было не самой лучшей идеей: жрецы бога Солнца вполне могли счесть это святотатством — и святотатца соответственно покарать. Но и позволить невидимке приблизиться к себе Арон не мог.
