Шляпу русалки подхватил резкий порыв ветра и покатил по палубе. Арон подхватил беглянку, и, подойдя к ее хозяйке, с легким поклоном протянул. Русалка – которая первый взгляд от обычной женщины отличалась лишь цветом волос и несколькими чешуйками, будто прилипшими к щекам, – смерила его оценивающим взглядом, потом протянула руку, принимая головной убор. Их пальцы на мгновение соприкоснулись…
Выйти из этого воспоминания оказалось легче, чем из первого. Все же мир в двадцать три воспринимается почти также, как в тридцать пять. Это не детство.
Забавное воспоминание, приятное. Русалка, как позднее выяснилось, и в прочих отношениях ничем не отличалась от обычных женщин… Кроме, пожалуй, своей нечеловеческой выносливости – для нее было нормально всю ночь любить и весь день сражаться. И после сражения любить снова…
Значит, опять его собственная память. Были среди этих дверей вообще воспоминания Прежнего?
Часть 3 Глава 15
Двери, двери, двери.
Двери, двери, двери…
Есиро уверял, что все воспоминания будут в одном месте, и воспоминания живые, и позабытые. Ну же, Прежний, где ты прячешь свою память? Где?
Арон прошелся по коридору дальше, вернулся. Вышел на лестницу. Вновь вернулся в коридор.
Ни замка, ни дверей в нем не существовало. Ничего этого не существовало. Просто зримое воплощение внутренней реальности, необходимое его внешнему сознанию — так объяснял Есиро. Но если это была его внутренняя реальность, мог ли он управлять ею? Двери-воспоминания его в целом устраивали. Не устраивало иное.
Арон потянулся за кошельком и вытащил оттуда золотой. Конечно, ни кошелька, ни золотого тут на самом деле тоже не существовало…
Вытащил, подкинул в воздух, поймал. Представил, что сейчас монета поведет его именно к той двери, где хранятся нужные Арону воспоминания Прежнего. Поставил на пол на ребро и катнул.
Монета закрутилась, потом развернулась в направлении лестницы, где весело поскакала по ступеням вверх, доскакала до пятого этажа и там легла у очередной ничем не примечательной двери.
Арон глубоко вдохнул и толкнул эту дверь.
Лето. Все в этом воспоминании было летом – ярким, красочным, счастливым. Где-то далеко жужжали довольные пчелы, пели птицы, раздавался детский смех.
Неправильно! — мелькнула мысль. — Это снова моя память!
Потом воспоминание поглотило его.
Арон выглянул в окно — Рикард с Инкой, дочерью приходящей служанки, пытались достать из кустов сердитого котенка. Котенок не давался. Это затянется надолго.
Тери подошла к нему со спины, обхватила руками.
– Теперь ты долго не уедешь?
– До осени.
Арон обернулся к ней, отвечая на объятие. Не удержавшись, поцеловал ее мягкие сладкие губы.
– Дети заняты. Можем и мы…
Возмущенное ойканье за окном, последовавший за ним взрыв смеха и удаляющийся топот маленьких ног подтвердили, что дети были очень заняты. Не оборачиваясь, Арон мог сказать: причиной всех звуков был котенок, выбравшийся из кустов с другой стороны и сбежавший от надоедливых детишек.
Тери ответила на его поцелуй, потом чуть отстранилась. Кончиками пальцев невесомо провела по его щеке, очертила скулы.
– Люблю, – прошептала, – люблю тебя…
Что-то сдвинулось, поменялось. Будто реальность стала призрачной, расслоилась на две.
И в первой реальности Арон видел Рикарда, вбегающего в дверь, тянущего за собой ревущую Инку с глубокой кровоточащей раной на коленке – последствие неудачного падения. Ощущал собственное разочарование от сорвавшегося момента. Видел, как Тери торопливо ищет, чем промыть и перевязать рану…
А во второй реальности он лишь крепче прижал Тери к себе, покрывая поцелуями ее лицо и шею. Во второй реальности…
Но ведь этой второй реальности никогда не существовало.
Воспоминания — и настоящее, и ложное — исчезли, как только Арон осознал причину двойственности. Следом – в ледяное крошево гнева – рассыпался замок, рухнул океан неба. Через мгновение не было уже ничего, кроме клубящейся темноты и огненной стены по кругу. И Прежнего, стоявшего напротив.
– Это моя память! — прошипел Арон. Никого он не ненавидел так сильно, как своего двойника сейчас. — Это моя Тери!
По лицу Прежнего скользнуло что-то, напоминающее смущение. На мгновение -- и тут же исчезло.
– Хороший был день. Славный. Сладкий. Я лишь чуть его улучшил, – он обезоруживающе развел руками. – Ну право, братец, не сердись. Ты украл у меня тело, а я всего лишь поиграл с твоими воспоминаниями. Кстати, я уже много что успел посмотреть. У тебя была такая яркая жизнь, столько событий. Даже завидую. Не то, что у меня – только магия да интриги…
– Заткнись!
Гнев… Поддаться гневу было бы так легко. Поддаться и положить все силы, чтобы уничтожить Прежнего. Но его Рикард… Альмар… Живые были важнее, чем память о мертвых… Даже о самых дорогих ему мертвых.
Прежний с насмешливой полуулыбкой следил за Ароном, но ничего больше не говорил. Ждал.
– Ты знаешь, почему я искал тебя? – говорить ровным тоном оказалось неимоверно трудно.
– Соскучился? – Прежний приподнял брови.
– Ри… Альмар в беде. Мне нужно знать, как найти ребенка по родственной крови и как открыть Врата.
– Вот как… – Прежний больше не улыбался. – Скажи мне, братец, ты хотя бы понимаешь, что Альмар вовсе не твой сын? Что твой настоящий сын мертв? Абсолютно, безвозвратно мертв? Что Альмар – мой?
– Понимаю.
Прежний нахмурился:
– Надо же. Ты и врешь, и не врешь одновременно. Понимаешь, но не можешь принять?
– Неважно. Считай, что Альмара я усыновил… Так как, отдашь нужные знания добровольно? Или, – гнев на Прежнего продолжал резать реальность осколками льда. Гнев вовсе не хотел, чтобы Прежний согласился. – Или нет?
– Добровольно, говоришь? – Прежний задумчиво потер подбородок. – А что в обмен?
– Альмар – твой сын. Не хочешь, чтобы он выжил?
– Не то чтобы не хочу… Родная кровь, все такое… Но собственное будущее волнует меня больше.
– У тебя нет будущего! – это вырвалось само.
– Да, конечно, продолжай так думать, – Прежний снисходительно махнул рукой. – Ладно, я дам тебе эти воспоминание в обмен на беспрепятственный доступ к твоей памяти. Чтобы не было всяких возмущений, обвинений, попыток помешать…
– Зачем тебе моя память?
– Мне понравилось жить твоей жизнью, – Прежний пожал плечами.
– Что ты задумал?
– Я говорю правду. Ты это знаешь.
