По меркам, скажем, XVI века, наш мир живет просто с бешеной скоростью, нам же, наоборот, жизнь того времени может показаться удивительно медленной. Между выходом книгопечатания на массовый уровень и массовой грамотностью прошло немногим более двухсот лет – это долго или быстро? Если учесть тот факт, что европейскому школьному образованию, чтобы эволюционировать до городских латинских школ – примерного аналога римских городских школ, – понадобилась почти тысяча лет…
В XVII веке грамотность уже играла намного более важную роль в жизни человека, чем в конце XV века. К 1800 году она стала абсолютно необходимой в общественной и экономической жизни. Родилась новая культурная Вселенная
[38]. В Скандинавии после кампании по ликвидации неграмотности при введении в стране лютеранства в середине XVII века только треть взрослых могла выдержать в церкви экзамен на чтение (чтение значимых мест из Библии), через сто лет этот экзамен выдерживали уже четверо из пяти. В середине XVIII века в Париже и Лондоне грамотного населения было уже 90 %
[39].
С другой стороны, в сельской местности Англии и Франции в это же время почти такой же процент неграмотных. В Германии в 1750 году, по утверждению одного педагога, только 10 % людей были способны к критическому осмыслению прочитанного текста, а другой педагог сообщает, что данные по северной части Франции дают долю «хорошо образованных» людей менее чем 5 %
[40]. Некоторые страны как будто вообще выпали из информационной революции: в 1890 году 76 % португальцев старше семи лет были неграмотны, в 1911 году эта доля составляла 70 %, в 1930-м – 68 %, и только в 1940-х годах больше половины португальцев умели читать и писать – этого уровня Англия достигла на 100 лет, а Германия и Шотландия на 150 лет раньше
[41].
* * *
В заключение экскурса об образовании стоит, пожалуй, затронуть распространенное представление о поголовной грамотности монахов и священников в «темной» средневековой Европе: безграмотные рыцари, безграмотные крестьяне, почти безграмотные горожане – и грамотное духовенство, носитель всех возможных знаний. Миф или не миф? Не стоит, конечно, абсолютизировать, но уровень образования в духовном сословии и вправду был намного выше, чем в других. Христианство – книжная религия, так что навыки чтения и письма, несомненно, были необходимы для тех, кто нес слово Божье.
По каноническим правилам человек, не умеющий читать, не мог стать священником. Но из каждого правила, как известно, бывают исключения, да и под умением читать, как мы выяснили, часто понималось умение идентифицировать буквы и складывать из них слова, без понимания смысла текста. Священников нужно было много, спрос на них постоянно увеличивался с ростом населения. Их основная функция состояла в том, чтобы знать Священное Писание и разъяснять его смысл прихожанам, а помнят ли они его наизусть или читают, могут ли читать другие, посторонние тексты – так ли это важно?
Да, в Средневековье образование перешло в руки духовенства. Из присутствия в монастырях детей некоторые авторы – не обязательно обоснованно – делают вывод, что там существовали школы в современном смысле этого слова. Но вообще-то детей отдавали туда для христианского воспитания, по пути обучая чтению – оно шло скорее как дополнительный навык с прицелом на чтение религиозной литературы
[42]. Не будем забывать о том, что в монастырях воспитывали также и девочек, и вот их читать никто не учил. Обучение письму, которое, как мы помним, воспринималось больше как ремесло, действительно долгое время было монополией монастырских и кафедральных школ. Но это было не «образование», а именно обучение «специальности», которую получали не все монахи, а только некоторая их часть.
А теперь несколько примеров из Средневековья. На имперском синоде во Франкфурте в 1007 году на документе об основании епископства Бамберг, под которым подписались почти все епископы империи, нет ни одной собственноручной подписи – только крестики! Документы знаменитого аббатства Санкт-Галлен в Швейцарии, дошедшие до нас из XIII–XIV веков, показывают, что далеко не все монахи и священники умели писать.
В 1320 году в бенедиктинском аббатстве Сен-Пон близ Ниццы из 18 монахов (десять из них четко определили себя как священники) 16 писать не умели. В немецком Миндене в 1324 году 8 из 14 каноников не умели писать, в Вюрцбурге в 1333 году – 5 из 6, в Бамберге в 1422 году – 6 из 12
[43].
Ничего страшного в неумении писать для монаха или священника не было. Для епископа тем более: все документы подготавливались канцелярией, имя епископа писал клерк, оставалось лишь поставить крестик или приложить персональную печать. Если задуматься: сегодняшние руководители тоже сами не составляют и уж тем более не пишут от руки и не набирают на компьютере текст документов. Секретарь подготавливает текст, печатает имя и инициалы шефа, тому остается поставить подпись – какую-нибудь непонятную закорючку, не так уж сильно отличающуюся от крестика.
Судя по документам Святого престола XIII–XIV веков, неграмотными в церкви считались только те, кто не умел читать. И среди носителей высоких духовных санов такие тоже были, особенно много в Италии. Известны случаи увольнения епископов в связи с несоответствием занимаемой должности – они не умели читать
[44]. Не будем углубляться в то, как эти епископы свои должности получили, – церковные посты на протяжении веков с успехом продавались, даже и неграмотным. По-видимому, в упомянутых случаях неграмотность епископа становилась формальным предлогом для увольнения в борьбе за теплое местечко. В то же время, к концу XIV века многие представители духовенства, прежде всего каноники, начинают активно посещать университеты, которых появляется в Европе все больше. Теологические факультеты, представляющие, так сказать, научное христианство, растут и процветают. Одним из таких священников, в начале XVI века учившихся во французских университетах, был каноник Порре. Об университете мечтал и юный Кристоф Плантен.
Крушение надежд
Сыну камердинера, пусть даже талантливому и достаточно образованному, мечтать об университете было бы слишком смело. Но Кристоф надеялся. Знал, что у него хватит способностей. Хотел стать ученым. В принципе, формальных бюрократических преград для этого не было. Тот же Мартин Лютер, отучившийся в университетах Эрфурта и Виттенберга и получивший докторскую степень по теологии, происходил из простолюдинов – его отец был горнорабочим. Правда, разбогатевшим горнорабочим, сумевшим купить имение и избраться в городской совет. У Жана Плантена таких средств, по-видимому, не было. В один прекрасный день он вернулся из Парижа в Лион, чтобы, прихватив там следующего молодого Порре или Пюпье, отправиться с ним в университет Тулузы. А четырнадцатилетнего Кристофа оставил в Париже совсем одного.
