Рынок – это коммуникационное пространство. Экономический обмен сопровождается установлением культурных связей. Особенно на книжном рынке, потому что его продукт отвечает за трансляцию знаний, мнений и ценностных представлений, обеспечивая культурную интеграцию. Пока латынь была основным языком книг – книжный рынок выступал коммуникационной платформой для образованных людей всей Европы. Крушение единого католического мира, переводы Библии на национальные языки, появление региональных книжных рынков – все это, с одной стороны, увеличило количество читающих. Это часть информационной революции. С другой стороны, появились языковые барьеры, разделившие общность книжных людей. Каждый из национальных рынков со временем стал больше, чем весь рынок латинских книг в начале Нового времени. Но исчезло кое-что, объединяющее образованных людей в единую европейскую общность. Переводы только частично помогали преодолеть этот барьер
[70].
К концу инкунабульного периода в 1500 году стала наблюдаться некоторая стагнация, а потом и сокращение книжной продукции в первые два десятилетия XVI века. Рынок – в том виде, в котором он появился в XV веке, – насытился. Книг уже хватало – для тогдашнего количества грамотных людей. Но вот начинается Реформация, и книжный рынок снова радикально расширяется, развиваясь еще быстрее, чем раньше. Издаются труды реформаторов и их противников, социально-политические тексты и особенно много продукции на национальных языках. Как раз тогда и родился Плантен. С ним начнется третья волна расцвета книгопечатания – выход на массовую продукцию. Но сначала были те, кто создал мир, в котором Плантен вырос: мир, где было уже не так мало книг, а умение читать среди образованных людей не считалось чем-то необычным.
Предшественники – великие и не очень
Не будем говорить о тех, кто изобрел ксилографию – оттиск с вырезанной на дереве страницы текста. Кроме того факта, что в Азии она встречается уже в VI веке, нам ничего особенно неизвестно. А вот главным предшественником Гутенберга считается китайский мастер Би Шен, который изобрел наборную печать в XI веке. Только литеры он сделал не из металла, а из обожженной глины. Однако технология применения не нашла. Во-первых, понадобились бы огромные тиражи, чтобы печать окупилась, во-вторых, стандартный набор необходимых символов составлял около 60 000 знаков. И это только наиболее общеупотребительные иероглифы
[69]. В музее Гутенберга в Майнце есть экспозиция – иероглифические литеры для наборной печати. Производит неизгладимое впечатление: трудно себе представить, как вообще можно ориентироваться в этом чудовищном количестве символов, которым конца-края не видно, и что будет, если кто-то все это случайно уронит и они смешаются на полу.
В XIII веке литеры из глиняных становятся деревянными, а в конце XIV века в Корее изобретают литеры металлические. Но делаются они по другой технологии, чем потом в Европе. В XV веке в Китае и Японии наборная печать известна, но широкого применения из-за иероглифического характера письменности не находит. Оказывается, чтобы информационная революция свершилась, нужны не только экономические и социальные предпосылки. Иногда все упирается в такой простой фактор, как вид используемой письменности. Неизвестно, знал ли Гутенберг что-либо о восточной традиции книгопечатания. В целом считается, что изобретение наборной печати на Востоке и в Европе произошло независимо друг от друга. Итак, кем же были знаменитые типографы, предшественники Плантена?
* * *
В 1999 году американские журналисты выбрали Иоганна Гутенберга человеком тысячелетия. Действительно, значение его изобретения для развития человеческой цивилизации трудно переоценить, о нем написаны тысячи книг, в том числе и эта. Но в середине XV века об огромном потенциале наборной печати еще никто не подозревает. Посмотрим на ситуацию с точки зрения самого Гутенберга: что, как и зачем он делает в 1450-х годах?
Он просто объединил давно уже известные технологии. Штемпельные оттиски использовались для печати на тканях и в ксилографии. Техники литья и гравировки – в ювелирном деле. Пресс с незапамятных времен применялся в виноделии, а с XIV века еще и в производстве бумаги. Гутенберг не размышлял о революционном значении нового носителя информации, просто искал способ точного и быстрого копирования, чтобы заменить дорогостоящий и медленный труд писцов. Некоторые исследователи утверждают даже, что и настолько далеко он не думал, а лишь хотел добиться эстетического совершенства книги – переписчики не всегда пишут ровно и довольно часто делают ошибки
[71]. Мог ли Фуст дать две ссуды по 800 гульденов просто на «ровные буквы»? Если бы понял, что на этом можно заработать…
При словах «Гутенберг напечатал Библию» перед глазами встает образ одинокого изобретателя, самостоятельно отливающего литеры, терпеливо, буква за буквой, набирающего страницы текста и делающего оттиски на единственном, только что собранном прессе. Возможно, так оно и было – с пробными страницами. А над Библией работали уже шесть наборщиков. Пришлось отлить 100 000 литер – на это ушло полгода. На набор и печать – еще два года. Печатали на четырех, затем на шести прессах, то есть понадобилось минимум 12 печатников. Бумага стоила 600 гульденов, пергамент – 3200 телячьих шкур – обошелся в 400 гульденов. Всего в работе над Библией было занято около 20 человек в течение трех лет. И как раз три года занимала переписка подобной книги от руки
[72]. Это вам не родительский гараж Джобса.
К Фусту Гутенберг пришел с четким бизнес-планом, уже имея типографию. В 1452 году они стали партнерами, позже к договору присоединился подмастерье Гутенберга Петер Шёффер, каллиграф и иллюстратор. А в 1455 году разразился скандал. Мы точно не знаем, что именно произошло между ними, но одно несомненно: в начале книгопечатания, изменившего мир, стояла какая-то довольно мерзкая история с обманутыми ожиданиями, ссорами и очень неприятным судебным процессом, в результате которого автор революционного изобретения оказался на улице, изгнанный из собственной мастерской.
Фуст обвинил Гутенберга в нецелевом использовании средств: ссуды, выданные исключительно на производство Библии, тот якобы употребил на какие-то другие, не согласованные с партнерами нужды. Гутенберг и правда постоянно находился, как сейчас любят говорить, в активном поиске: выдумывал новые возможности применения печатного пресса, начиная проект за проектом, вызывая этим неудовольствие партнера. После процесса ему пришлось срочно выплачивать Фусту выданные когда-то ссуды, с процентами – 2020 гульденов. Которых у Гутенберга, конечно же, не было. Поэтому Фуст забрал его типографию со всем оборудованием и еще незаконченным тиражом Библии. Так что денег от продажи своего знаменитого творения Гутенберг, похоже, и вовсе не получил.
Еще до того, как изобретатель книгопечатания в 1462 году покинул Майнц, там возникли, по меньшей мере, три типографии. К несчастью для Майнца – и большому счастью для всей Европы – этот город постоянно сотрясали внутренние политические беспорядки. В свое время Гутенбергу пришлось бежать оттуда, и десять лет он прожил в Страсбурге. А теперь, с очередным обострением отношений между кланами, из Майнца побежали его бывшие подмастерья. Они открывали типографии, обучали подмастерьев, те, в свою очередь, тоже куда-то уезжали, чтобы стать мастерами и обучить новых подмастерьев… В год смерти Гутенберга – 1468 – в Европе было от 9 до 12 типографий.
