Встречая новый, 1562 год, глава типографии строит большие планы. После праздников он раздает все необходимые поручения своим помощникам и сотрудникам, а сам собирает вещи и в середине января отбывает в Париж – обычная деловая поездка на несколько недель: привезти товар для продажи, решить несколько вопросов с Пьером Гассеном, навестить Пьера Порре. Вернувшись, нужно будет обязательно проследить, чтобы все поручения были выполнены, – все-таки нельзя надолго оставлять такое крупное предприятие без присмотра.
В Антверпен он сможет вернуться только через полтора года. Уже не почтенным и богатым гражданином, одним из крупнейших типографов Европы. А сомнительной и все еще подозрительной для властей личностью, не имеющей в этом городе никакого имущества.
* * *
28 февраля королевская наместница Маргарита Пармская – та самая внебрачная дочь Карла V от голландской фаворитки – приказывает маркграфу Антверпена Яну ван Иммерсеелу начать расследование по делу о некой еретической брошюре, по ее сведениям, отпечатанной в типографии Officina Plantiniana. Типографию необходимо срочно обыскать. Власти Антверпена вовсе не горят желанием начинать охоту за одним из самых респектабельных граждан, но формальный приказ приходится выполнить. 1 марта при обыске находят несколько экземпляров брошюры – это явно кальвинистская пропаганда, та самая, за печать и распространение которой предусмотрена смертная казнь. Присутствующие корректоры настаивают, что ни они, ни хозяин к текстам никакого отношения не имеют. Тут же арестовывают троих подмастерьев-печатников, все французы. Один из них признается, что получил текст брошюры от своего дяди из Метца и отпечатал вместе с двумя коллегами тираж 1500 экземпляров – на собственные средства, на принесенной со стороны бумаге. Ни Плантен, ни его домочадцы, по словам подмастерья, ничего об этом не знали. Все трое утверждают, что тираж уже отослали в Метц, но при более тщательном обыске находят еще, по меньшей мере, 1000 экземпляров. И следователь задает главный вопрос: а где же Кристоф Плантен?
А он уже несколько недель как в Париже и возвращаться почему-то не торопится, хотя с ним желают побеседовать такие серьезные люди, как герцогиня Пармская и глава Тайного Совета. Да он, похоже, скрывается от правосудия? Значит, виноват? «Всю семью Плантена, включая слуг, необходимо арестовать и даже маленьких девочек нужно серьезно допросить»
[94], – настаивает наместница. Она желает знать, удастся ли обвинить в ереси всю семью, или придется ограничиться только самим типографом. Что такое «серьезный допрос» в XVI веке – легко себе представить. Маргарите в то время было пятнадцать, Мартине двенадцать, Катарине девять, а Мадлен всего пять. Допросы беременной жены и дочерей Плантена ничего не дали. Ван Иммерсеел проследил, чтобы ничего плохого с ними не случилось, но Жанне и девочкам они стоили, конечно, немало часов и дней страха. Скоро семья присоединилась к Плантену в Париже, они остановились у Пьера Порре. В положенное время родилась пятая дочь – Генриетта.
А наместница не желает успокаиваться. Она требует от антверпенского судебного исполнителя новых арестов и допросов – на этот раз всех работников типографии: что они скажут о поведении шефа и его семьи? Требует проверить всю биографию, документы и верительные грамоты Плантена. Тот пытается, по возможности, не торопиться с радикальными мерами. Он, конечно, провел все необходимые обыски, аресты и допросы. Но при этом отважно защищает типографа. Постоянно подчеркивает в своих донесениях в Брюссель, что в ходе расследования при всех усилиях не смог найти ничего, что бросало бы тень подозрения на Плантена и его семью. Убеждает Маргариту, что издатель вовсе не скрывается от правосудия в Париже, а вовлечен там в некий имущественный судебный процесс, и не может уехать, пока он не будет завершен. Информирует герцогиню, что в одной протестантской типографии в Эмдене нашли еще один тираж крамольной брошюры, так что, видимо, ее печатью и распространением занимается все же кто-то другой. Он не арестовывает семью и слуг Плантена, хотя герцогиня на этом очень настаивает. В чем же тут дело?
После находки такой крупной партии нелегальной литературы у Брюсселя возникли вопросы не только к Плантену, но и к властям Антверпена. Ведь это именно они должны обеспечивать соблюдение королевского Плаката о еретической литературе. И что же творится в городе? Как же так получилось, что самая крупная типография страны спокойно печатает еретические брошюры большим тиражом? А может, власти проморгали настоящий кальвинистский заговор? Городской совет мог полностью обезопасить себя, свалив всю вину на Плантена и выдав его испанцам на показательную расправу. Но вместо этого целиком встал на сторону издателя.
* * *
Дело было не в том, что стоящие у власти аристократические семьи Антверпена как-то особенно сильно любили Кристофа Плантена, хотя отношения между ними сложились хорошие. Просто им категорически не нравилась идея, что испанская администрация может в любой момент обвинить и бросить за решетку любого из самых влиятельных и богатых граждан, включая, возможно, даже их самих. Они прекрасно понимали, что сейчас каждый из крупных предпринимателей, из тех, кто обеспечивает благосостояние города, примеряет ситуацию с Плантеном на себя и с тревогой следит за развитием событий.
Антверпен был самым быстро развивающимся и стремительно богатеющим городом Европы. Он притягивал торговцев и предпринимателей со всего континента, предлагая самые выгодные условия ведения бизнеса, и мог по праву гордиться своим благоприятным деловым климатом. И городской совет прилагал все усилия для того, чтобы так оно и оставалось. Власти стремились привлекать как можно больше иностранных специалистов и инвесторов, не спрашивая их о национальности и вероисповедании. Ну а если по Европе поползут слухи, что успешнейших предпринимателей иностранного происхождения в Антверпене лишают имущества и жгут на костре – кто же захочет туда переехать и привезти свои деньги? Эти семьи веками правили Антверпеном, и для них интересы города были превыше всего. Да, на данном историческом этапе он находился под властью испанской короны, но все знали, что так было и, главное, будет не всегда. Плантен оказался крупной фишкой в серьезной игре – многолетнем противостоянии между королем, пытающимся утвердить свою власть, и местной аристократией, стремящейся защитить свою самостоятельность.
Его случай был далеко не первым, когда магистрат не спешил с исполнением приказов испанцев, исполнял их не слишком строго, или даже открыто саботировал. И королевская администрация ничего не могла с этим поделать – на кого-то все-таки нужно опираться в управлении Провинциями. Нельзя прислать в Нидерланды пару сотен испанских чиновников и рассчитывать на то, что местное население безропотно подчинится им. Вместе с чиновниками придется прислать армию. А ни у одного монарха не хватит денег, чтобы годами и десятилетиями содержать где-то армию в полицейских целях. Тысячелетиями проверенная практика показывает, что самое эффективное решение – достичь согласия с местными элитами и полностью предоставить им управление на местном уровне, создав небольшую королевскую администрацию для сбора налогов и трансляции воли монарха.
