Видя такую податливость наместницы, кальвинисты решили ковать железо, пока горячо. В июле ей вручили вторую часть «Компромисса», в которой требовали немедленно объявить полную религиозную свободу, назначить Вильгельма Оранского Администратором Провинций (eerste landsbestuurder) и созвать Генеральные Штаты. Маргарита отказалась. И расстроенные кальвинисты перешли в наступление. Герцогиня, конечно, опасалась бунта, но сделать сама ничего не могла – только писать брату. Впрочем, некоторые меры предосторожности она все-таки приняла: в первую неделю августа направила в Антверпен небольшое подразделение наемников.
О наемниках в городе сразу же узнали, началась легкая паника. Хотя, глядя на проповеди за городскими стенами, куда люди приходили уже с оружием, и где звучали все более радикальные призывы, жители Антверпена и так каждую минуту ждали худшего. Тревожился и Кристоф Плантен. Он знал о том, что происходило в родной Франции. И очень надеялся, что обе стороны сохранят благоразумие – до сих пор ведь все неплохо уживались в Антверпене! Но все равно в его письмах звучит пессимизм: похоже, дело кончится большой кровью, тысячам невинных придется умереть. Он признается своим корреспондентам, что торговля и производство сейчас замерли в ожидании, и даже ему пришлось остановить большую часть прессов – они будут простаивать, пока ситуация как-то не разрешится и все не успокоится.
10 августа 1566 года в местечке Стенворд возле самой французской границы после проповеди кальвинистского священника Себастиана Матте толпа отправилась громить местную церковь. За ней – другие окрестные церкви. Дело пошло: нидерландские иконоборцы так увлеклись, что к 15 августа дошли до Ипра. И к вечеру 16 августа все церкви в городе и в округе находились в плачевном состоянии. Кальвинисты других городов подхватили инициативу – началось иконоборческое восстание, прокатившееся с юга на север по всем провинциям за исключением самых северных.
Они все-таки сплотились, почувствовав свою силу. 20 августа восстание началось в Антверпене. Сначала группы радикально настроенных молодых людей врывались в церкви и разрушали религиозное убранство, скоро к ним присоединились и взрослые. Распевая кальвинистские псалмы – уж не из той ли самой книги, напечатанной Плантеном в 1564 году? – под руководством проповедника Германа Модеда антверпенские кальвинисты разгромили около 30 церквей, и горе было тем, кто вставал у них на пути.
Иконоборчество – религиозное движение, направленное против почитания икон, скульптур и любых других изображений Бога-отца, Девы Марии, Христа и святых. Подобные изображения известны в христианских церквях еще со II века, однако критики этого явления находились всегда. Иконоборцы аргументировали свои взгляды одной из десяти заповедей: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им…» (Исход 20:4–5).
Первые эпизоды массового уничтожения икон, мозаик и других изображений в Византии, обусловленные политическими и религиозными причинами, относятся к VI веку, особенного размаха иконоборческое движение достигло в VIII–IX веках: уничтожены были тысячи икон, мозаик, фресок, изваяний святых и расписных алтарей во многих храмах. Иконопочитателей и иконописцев преследовали и казнили.
В Западной Европе самыми известными иконоборцами стали кальвинисты. В 1535 году последователи Кальвина вынесли из женевских церквей все, что не было упомянуто в Библии и не согласовывалось с их аскетической религиозной доктриной. То есть вообще все.
И ладно бы просто вынесли – разрушили и сожгли. С тех пор во многих городах и странах кальвинисты брали пример с женевских коллег. Тысячи церквей были разгромлены, несчетное количество памятников искусства и культуры погибло.
25 августа Маргарита Пармская, испуганная масштабами беспорядков, выпустила манифест, суливший упразднение инквизиции, смягчение законов против еретиков и легализацию протестантских религий. До решения Филиппа II, которое он должен был принять, взвесив все за и против, объявлялся религиозный мир. Она обещала амнистировать всех участвовавших в иконоборческом движении представителей оппозиционного дворянства. Сам Вильгельм Оранский – будущий предводитель войны за независимость – прибыл в Антверпен, чтобы 2 сентября подписать соглашение. О полной религиозной свободе для протестантов речь, конечно, не шла – время еще не настало. Но лютеране и кальвинисты теперь могли молиться в пределах городских стен. Хотя собственных церквей им опять не разрешили. Их священники получили законное право проводить все необходимые обряды: крещения, венчания, отпевания. Это была крупная победа. Антверпен стал ареной невиданного доселе эксперимента: в одном городе разрешены сразу три религии. Правда, Вильгельм Оранский, несмотря на триумф, был настроен скептически: «Король никогда не разрешит сделать то, что мы здесь делаем»
[96].
И он был прав. Этой же осенью стало известно, что Филипп II принял свое взвешенное решение: весной, как только крупные дороги станут удобными для проезда, в Нидерланды двинется карательная армия под предводительством герцога Альбы – его еще звали «Железным герцогом», – чтобы навести, наконец, в Провинциях порядок.
* * *
Антверпенские кальвинисты догадывались, что армия Альбы идет в Нидерланды не затем, чтобы просто восстановить статус-кво. Маргарита вела себя покладисто, желая выиграть время, пока ее брат обдумывал, как именно приструнить обнаглевших голландцев. Теперь, в ожидании подкрепления, она начала действовать сама: двинула имевшиеся у нее силы на еще бунтующие города и успешно взяла их штурмом. Кто бы посмел теперь сопротивляться? Все притихли, придавленные новостью о надвигающейся армии. А наместница приступила к арестам и казням руководителей бунтов в разных городах. Самое время для кальвинистов подумать о своей дальнейшей судьбе.
Повод для размышлений был и у Плантена. Он до последнего надеялся, что дело удастся решить миром. Антверпен – многонациональный веротерпимый город, где живут чуть ли не самые грамотные люди во всей Европе, процветает торговля, многие жители путешествовали и видели мир. От них в последнюю очередь можно ожидать религиозного фанатизма. Для него, похоже, восстание стало шоком. А когда первый шок прошел – пришло время задуматься, что готовит будущее для предприятия, где из пяти пайщиков только один верный католик, двое – скрытые фамилисты, и еще двое – убежденные кальвинисты.
На ум сразу пришел крупный тираж сборника кальвинистских псалмов, которым он сумел взбесить Маргариту, вспомнилось дело о еретической брошюре, да и близкое знакомство с ван Бомбергенами в свете последних событий могло обернуться серьезными неприятностями. Они были не просто кальвинистами: семья ван Бомберген – одна из старейших, богатейших и уважаемых в Антверпене – всегда играла важную роль в жизни города. А с принятием новой веры, естественно, стала одним из предводителей кальвинистской партии, активно поучаствовав в иконоборческом восстании. Корнелис и Карел просто не могли не лезть в политику.
