* * *
Полиглотта вышла на рынок в четырех ценовых категориях. На самой дорогой бумаге из Италии, с широкими полями и ручными иллюстрациями было напечатано 10 роскошных экземпляров по 200 гульденов (без переплета) каждый. Годовой заработок типографского подмастерья в тот год составлял в среднем 150 гульденов. Эти экземпляры были для продажи, но три из них Плантен подарил – королю, де Сайясу и Монтано, еще доплатив за красивые переплеты из собственного кармана. Следующая категория – 30 экземпляров на дорогой бумаге из Германии по цене 100 гульденов – для продажи состоятельным клиентам «Золотого компаса». 200 экземпляров на бумаге из Лиона по 80 гульденов и 960 – на обычной бумаге по цене 70 гульденов.
Каким бы роскошным и дорогим ни было издание, речь шла о серийной продукции для рынка. Для нас – обычное дело. Но тогда сильные мира сего считали приличествующей их статусу штучную продукцию, изготовленную для них на заказ. Когда пошли слухи о подготовке Полиглотты, баварский герцог попросил Плантена сделать для него роскошное издание в пергаменте. Об этом стало известно Филиппу II, который тут же напомнил издателю, что исключительные права на пергаментную версию – у него. Плантену пришлось мягко уговаривать баварца, что издание на лучшей бумаге – на самом деле качественнее, четче и вообще выглядит лучше. Не получив пергаментной версии, герцог компенсировал это дорогим и экстравагантным переплетом. Но были и более «передовые» покупатели: например, кардинал Гранвела приобрел для своей библиотеки одну из 10 самых дорогих Библий и две из 30 следующей по дороговизне категории.
Было ясно, что во времена экономического кризиса Полиглотта будет расходиться медленно – в такое время деньги на книги тратят неохотно. 1 апреля 1572 года началась война в Нидерландах, и – чтобы уж довершить катастрофу – 23–24 августа последовала Варфоломеевская ночь во Франции. Новость об этом застала Яна Моретуса в дороге на осеннюю Франкфуртскую ярмарку, с которой он вернулся очень расстроенным: большая часть парижских книготорговцев не приехала; не явились и те, кто задолжал «Золотому компасу»; но самое ужасное – прибыль в этот раз составила всего 10 гульденов! В 1566 году Плантен вернулся с этой ярмарки с 400 гульденами, а кроме этого, немалая сумма прошла безналичными расчетами.
Кризис оказался глубоким. Даже для такого крупного издательства, как Officina Plantiniana, настали тяжелые времена. Основной тираж Полиглотты пришлось продавать вместо 70 по 35–40 гульденов, чтобы покрыть самые необходимые расходы, она расходилась плохо, несмотря на рекламу и статус «королевской». Много экземпляров пришлось раздарить – цензорам и разным влиятельным людям и учреждениям. В течение шести-семи лет удалось продать на рынке только половину тиража. Ситуацию спас один богатый антверпенский коммерсант, взявший на комиссию сразу 400 экземпляров по 42 гульдена и тем самым обеспечив типографу кредит в 16 800 гульденов. Через два года Плантен выкупил все экземпляры, заплатив довольно большой процент.
1572 год: Фрэнсис Дрейк свирепствует на Карибах, астроном Тихо Браге наблюдает вспышку сверхновой, в Польше пресекается династия Ягеллонов, в битве при Молодях под Москвой русские войска громят турецко-крымскую армию. Плантен полностью выполнил обязательства по королевской субсидии, отослав в Испанию 13 пергаментных и 130 бумажных экземпляров Полиглотты. Розничная стоимость бумаги составила около 10 000 гульденов, но он включил в счет менее чем половину этой суммы, потому что надеялся в следующем году добиться покровительства для издания голландского толкового словаря – еще одного сложного проекта, требующего больших инвестиций. Филипп не заинтересовался. Более того, из присланных ему бумажных Полиглотт король 48 отослал обратно со счетом на 2880 гульденов – он ожидал, что издатель возместит ему стоимость 60 гульденов за экземпляр! Этим холодным и совершенно неуместным для спонсора жестом он, видимо, дал понять, что остается неизменно подозрительным в отношении превышения сметы. Также примечательно, что Плантен не получил награды в виде драгоценной цепи или медали – обычная практика того времени – в знак признания его заслуг на королевской службе. Не получил он также и пенсии, которую Филипп обещал.
* * *
С финансовой точки зрения проект провалился, но Плантен, понимая его огромное научное значение, вполне был готов к тому, что придется потратить собственные деньги. Но вот чего он точно не ожидал: Полиглотта встретила прохладный прием в церковной среде. Конечно, весь текст был многократно проверен и утвержден цензорами. Для каждого тома в отдельности были собраны все необходимые документы – целый ворох бумаг. Казалось, согласовано уже все, что можно было согласовать. Наконец, захватив с собой первый свежеотпечатанный экземпляр, главный редактор Ариас Монтано отбыл в Рим, чтобы провести презентацию перед кардиналами. От него долго не было вестей. И вот приходит письмо, а в нем – длинный перечень того, что кардиналы желают изменить в тексте научного аппарата и комментариев. Они издеваются?! История не сохранила для нас слов, которые произнес Плантен, прочитав письмо, но, скорее всего, это были грубые французские ругательства. А Монтано пишет, что иначе папа не даст разрешения на печать. Делать нечего: он снова сажает наборщиков за работу и заново печатает страницы, на которых кардиналы пожелали внести исправления.
В Риме, Париже, Мадриде и Саламанке, да и в Нидерландах ортодоксальные теологи назвали Полиглотту «подрывной». Понадобилось несколько лет, чтобы испанское бюро инквизиции выдало официальное разрешение на ее распространение на Пиренейском полуострове. Почему? Ведь все в церковном мире так ждали ее! Во время Тридентского собора (1545–1563), где обсуждалась церковная реформа – ответ католической церкви на Реформацию, – кардиналам и епископам нехотя пришлось признать, что во многом Лютер был прав: священники, особенно в сельской местности, катастрофически необразованны, плохо знают латынь, не умеют писать проповеди и не могут заслужить доверие паствы. Образование духовных лиц нуждается в улучшении. Церковь должна стать более гибкой и открытой, теологи разных стран должны общаться между собой. На этой волне и заговорили о многоязычной Библии как гуманистическом и научно-образовательном проекте: каждый теолог или даже просто священник получил бы возможность сам увидеть, как выглядит полное собрание слова Божьего.
Но была и другая сторона медали: многоязычная Библия показывала, что бывает очень сложно найти в Священном Писании однозначный ответ на какой-либо вопрос. Что Писание – это постепенно выросший корпус документов с собственной сложной и иногда противоречивой историей. Все это подталкивало сравнивать, думать, рассуждать и… сомневаться.
А между тем поменялась политическая ситуация, и сомневаться стало немодным: отношения с протестантами обострились, во Франции гремели религиозные войны, в Нидерландах бунт против короны перерос в настоящую войну. В 1572 году уже шли серьезные бои между армиями Вильгельма Оранского и герцога Альбы. Испанцы, занимая города, подвергали их организованному разграблению – Альба действовал жестоко даже по меркам того времени. Повстанцы тоже отличались изобретательностью: отступая, открывали шлюзы и затапливали города и селения, чтобы те не достались Альбе. В 1573 году Филипп II отозвал «Железного герцога» из Нидерландов, но война не прекратилась.