Были, видимо, и другие соображения: если уж кто-то все равно займет этот пост, пусть лучше он, Плантен, а не какой-нибудь фанатик, который отправит на казнь многих коллег. Не можешь предотвратить – возглавь. Самому богатому и одновременно веротерпимому городу испанских Нидерландов Альба уделил особое внимание, чем сильно испортил деловой и интеллектуальный климат Антверпена. Богатые торговцы и знаменитые ученые перестали приезжать, а те, кто жил здесь раньше, уезжали один за другим. Он уже не был таким чудесным местом, как когда-то. Особенно для печатников.
В такой ситуации уже то, что Плантен никогда не тянул с выдачей свидетельств о профпригодности, было его немалой заслугой. Те пятеро арестованных в марте 1569 года – городской суд сумел затянуть следствие так, чтобы они попали под амнистию церковного суда летом 1570 года. Правда, к тому времени один из них умер в тюрьме, другой был уже при смерти и умер сразу после выхода из заключения. Двум из трех оставшихся Плантен как прототипограф без всяких проволочек выдал свидетельства, чтобы они могли быстрее вернуться к работе.
Всего за его подписью до 1576 года выдано 62 свидетельства мастера. Ему также удалось разработать процедуру экзамена на звание печатника. В 1571 году он через Монтано смог пролоббировать в Мадриде основание в Антверпене королевской типографии и библиотеки. Герцог Альба даже издал указ, который разрешал открыть при королевской типографии школу печатников и объявлял о строительстве особого здания для нее. В результате последующих событий, правда, ничего из этого не было сделано.
Этот пост не принес Плантену никаких преимуществ. Он был почетен, но никак не оплачивался. Может быть, испанцы надеялись, что он найдет способ заработать на выдаче свидетельств и проверке патентов? К тому же Плантен оказался между молотом и наковальней: интересы короля против интересов коллег. В среде типографов новость о его назначении была встречена хмуро: «Теперь, когда мы точно выяснили, что Вы назначены Его Величеством на новый пост, поздравляем Вас с этой честью от имени всех нас, и не будете ли Вы так любезны, объяснить нам, что мы теперь должны делать? Когда Вам будет удобно принять нас, чтобы проинспектировать и утвердить, как того требует новый эдикт? – язвительно спрашивают лувенские печатники в поздравительном письме. – Не будете ли Вы так любезны ответить как можно быстрее? Это все. Всех благ»
[109].
Плантену приходилось иметь дело с руководством гильдии, которое было не в восторге от королевских нововведений, и даже с объединениями подмастерьев – прообразами профсоюзов. Профсоюзами в современном понимании они не были, но подмастерья держались вместе и иногда могли выдвигать свои требования мастерам. Все-таки это были не безграмотные крестьяне или разнорабочие: корректоры и наборщики – своего рода элита, люди умные и образованные, которые не позволят обращаться с собой, как со скотом.
Звание прототипографа не способствовало его популярности в Антверпене, хотя он, как мог, пытался выторговать у Альбы различные преимущества для печатников, да и в целом для города. Через пару лет Плантен попросил об отставке, потому что издатели бойкотировали эдикт и отказывались предоставлять свои тиражи на проверку.
Что касается финансовой стороны вопроса, то помимо административных документов он получил право печатать Индекс запрещенных книг, который становился все более объемным и строгим. Забавно, что там нашлось одно из его собственных изданий 1566 года: Reynaert de Vos – известный еще с XIII века голландский эпос про хитрого лиса Рейнарда. Книга была раскуплена вся, и Плантен выпустил второе издание, голландско-французское, с 72 иллюстрациями, для чего заказал новенькие гравюры. Теперь, следуя Индексу, он должен был уничтожить еще лежащие на складе 950 очень недешевых экземпляров. Из 1600 книг до наших дней сохранились только две.
Сотрудничество с властями – дело довольно прибыльное. Стабильный и безрисковый заработок: тираж делается на заказ, типографу не нужно беспокоиться о том, будет ли он продан, – часто он вообще не предназначен для реализации на рынке. Оплата происходит деньгами, ценным имуществом, должностью или даже пожизненной пенсией. На титульном листе он ставит свое имя – это очень полезно для деловой репутации. Как правило, выплачивается некая авансовая сумма на производственные расходы. Отличная практика. Если только все пойдет, как надо. А то бывают случаи – и довольно часто, – что заказчик просто забудет расплатиться или сам окажется в сложной финансовой ситуации. Даже у монархов не всегда есть деньги, иногда они сами сидят по уши в долгах. В таких случаях издатель может считать, что ему повезло, если соизволят сделать ему хоть какой-то ценный подарок. При этом возможности заставить городские власти или правителя заплатить по счету у типографа не было никакой – не в суд же подавать!
Прототипографом он пробыл около шести лет – до того момента, как испанцы временно потеряли контроль над Антверпеном и Нидерландами. И тогда Плантен избавился от своих административных обязанностей с облегчением. После восстановления испанской власти в городе король так и не подтвердил его полномочии, так что это звание осталось почетным титулом и элементом рекламы его изданий.
Блеск и нищета типографического гиганта
Душным августовским днем 1572 года Кристоф Плантен в своем кабинете склонился над бухгалтерскими книгами и напряженно думает, пытаясь решить: что делать? Горы счетов от поставщиков лежат неоплаченными. Он набрал ссуд на тысячи гульденов, и теперь типография вся в долгах. Испанский король по счетам не платит – и не только за Полиглотту. Некоторых сотрудников он уже уволил. Итак, скольких еще придется отпустить? Сколько прессов он может себе позволить держать в рабочем состоянии, а сколько придется остановить? Но ведь у него текущие заказы, которые необходимо закончить в срок! Так что же – опять печатать за свой счет? Он тянется к шкафу: нужно посмотреть бухгалтерские книги торгового дома – какую сумму можно взять оттуда без ущерба для коммерческих дел?
От тяжелых раздумий его отвлекает какой-то шум в доме: возбужденные, тревожные голоса… Он идет посмотреть, что случилось, и узнает страшную новость: в Париже – резня, настоящая кровавая бойня, множество убитых! Как? Почему? Что случилось? Неизвестно, пока ничего неизвестно, но счет жертв идет на тысячи! Жанна в отчаянии смотрит на мужа: Катарина! Мадлен! В Париже живут две дочери с мужьями… Что с ними? Что с Пьером Порре?
* * *
За пять лет 1567–1572 издательский дом Officina Plantiniana совершил впечатляющий скачок: 5 печатных прессов в начале 1567 года, 6 в 1568 году, 10 в 1569 году, 11 в 1571 году и 13 в 1572 году. Ни одна из типографий Европы не могла и близко сравниться с ним.
С 1567 года Плантен через Гранвелу начал переговоры с папой римским о монопольной привилегии на печать религиозной литературы – искал новые рынки. Отдельные заказчики – это прекрасно, но печатать для таких институтов, как монархия и церковь, – высшая ступень карьеры для любого типографа. Борьба за папские заказы шла нешуточная. У каждого крупного типографа имелся свой покровитель в Риме, который лоббировал заказы, – кардиналы, епископы. И не всегда Плантену удавалось одержать верх, ведь у него были конкуренты со всей католической Европы.
