Зачем человеку что-то писать, если того не требует его профессия? Разве крестьянину, ремесленнику или даже рыцарю так уж необходима способность формулировать собственные мысли на бумаге? На очень недешевой, кстати, бумаге. Или еще более дорогом пергаменте. Это ведь действительно во многом вопрос денег: обучение письму и его регулярная практика требуют бумаги, чернил, письменных принадлежностей. Исследователи сходятся на том, что писать в XVI веке и ранее умели гораздо меньше людей, чем читать. Недворянские дети ходили в школу обычно не дольше двух-четырех лет, успевая научиться только чтению (если вообще успевали), взрослым для соблюдения религиозных ритуалов тоже достаточно было чтения, писать ничего не требовалось, да и в повседневной жизни письмо было востребовано меньше, чем чтение
[18].
Школьная программа была построена довольно своеобразно: сначала детей учили только читать, и лишь потом, через несколько лет, начиналось обучение письму, а в самом конце и счету. Тех, кому повезло доучиться до старших классов, обучали, по сути, обычному копированию, то есть тому, как правильно перерисовать буквы и слова, понимать копируемый текст было совершенно необязательно
[19]. Профессиональные писцы-переписчики – это аналог современных копировальных аппаратов, а вот те, кто умел писать под диктовку, – это уже продвинутое программное обеспечение (есть такие программы, распознающие голос и переводящие его в текст). Впрочем, для обычного человека обучение письму часто заключалось в том, что ему показывали, как пишется его имя, и если он мог повторить этот трюк – считалось, что писать он, в общем, умеет. Но если вы научитесь писать, скажем, символы японской слоговой азбуки хираганы – сможете ли вы сказать про себя, что умеете писать по-японски?
Аналогичный процесс обучения на заре компьютерной революции выглядел так. Телефонный голос из техподдержки терпеливо объясняет: нажмите сюда, откройте вот это окно, в нем кликните на такой-то значок, в появившемся меню выберите пункт такой-то, нажмите ОК; все, вы подключились к интернету. Запомнив эту последовательность действий, большинство могло ее повторить, так что не приходилось звонить к техподдержку каждый день. Но понимали ли пользователи при этом, что происходит в операционной системе и в компьютере?
Еще один показатель образованности – умение хорошо считать. Оно намного важнее, чем письмо, потому что считать приходится деньги, да и многое другое помимо денег. В описываемые времена по способности считать и складывать простые числа даже определяли в суде дееспособность человека
[20].
Высший уровень образованности – знание латыни. Не заученных наизусть молитв, а на уровне понимания и способности писать тексты. Это категория людей, имеющих настоящее классическое образование, составляла к концу Средневековья 1–2 % европейского населения. Они представляли собой некую общность интеллектуалов, правда, рассеянных по всей Европе, которые могли наслаждаться всеми имеющимися на тот момент достижениями человеческой мысли. Эта эксклюзивная группа противопоставляла себя illiterati – средневековое обозначение для тех, кто латыни не знал, – то есть всем остальным. Латынь была языком не только религии, но и высшего образования и науки
[21].
* * *
Принципиальное отличие городских школ от монастырских и кафедральных состояло в цели образования и назначении приобретенных навыков. Уже в далеком XI веке купеческие гильдии и ремесленные цехи начинают нанимать «нотариусов» – клерков, которые читают и пишут для них все, что необходимо; в конце XIII века в Ганзейском союзе появляются бухгалтерские книги, которые ведут, опять же, наемные специалисты. До логичной, казалось бы, идеи посылать собственных детей в школу для обучения чтению и письму, гильдии еще не дошли
[22]. Однако экономика усложняется, производство растет, торговля становится международной – и теперь уже не всей гильдии, а каждому хоть сколько-нибудь крупному купцу необходим такой клерк. Постоянно иметь его при себе и возить с собой во все поездки выходит накладно, неудобно, да и мало ли какую коммерческую тайну он может невольно или нарочно разболтать… Все идет к тому, что рано или поздно придется учиться грамоте самим.
Городские школы – независимые от церкви и подчиняющиеся городским властям – появляются в XIII веке в крупных, а в XIV веке уже и во многих средних городах. Финансируют их, в основном, богатые купцы. Они и «заказывают музыку»: меньше религиозных текстов, обучение чтению и письму тематически ориентировано на реальную экономику. Считать дети купцов и ремесленников учатся не для расчета церковных праздников, а для ведения бухучета, так что арифметика изучается особенно тщательно, причем с XIV века используются арабские цифры, которые для бизнес-документации гораздо удобнее римских. Город нанимает учителей и составляет школьную программу с учетом экономической ситуации и спроса на конкретных специалистов, которые нужны для торговли, ремесел, управленческой службы. Наиболее плотная сеть латинских городских школ – в Италии
[23]. Севернее Альп самый экономически развитый и наиболее урбанизированный регион к середине XV века – Нидерланды, там число городских школ быстро растет, и их благотворное влияние на экономику становится очевидным. И если в Амстердаме, который тогда считался глубокой провинцией, около 1500 года было всего две городских школы, то в продвинутом Антверпене – целых пять
[24].
В XV веке чтение, письмо и счет уже считаются абсолютно необходимыми умениями для предпринимателя, а между «учеными» и «неучеными» появляется прослойка «образованных», которые владеют определенными знаниями, необходимыми в общественной и экономической жизни, не занимаясь при этом наукой. В это же время начинается быстрый рост книжной продукции – пока что рукописной. Широкое распространение бумаги, которая вытесняет пергамент, существенно удешевляет книги. Спрос на них растет. Гутенберг занялся изобретением печатного пресса вовсе не потому, что это весело и интересно, – он искал рентабельный способ увеличить и улучшить книжную продукцию, потому что на тот момент это было актуальной проблемой в книжном бизнесе.
* * *
В современной историографии в один голос утверждается, что главная причина скачкообразного повышения уровня грамотности в Европе XVI века – это Реформация, в частности, лютеранский принцип sola scriptum. И это правда. Но был и более ранний скачок – в XV веке, и без него никакой Реформации наверняка не было бы: без новой экономической реальности, когда все больше людей умели и хотели читать, без гуманизма, без развитой типографской инфраструктуры и книготорговли, которые позже сделали возможным распространение реформаторской литературы
[25]. Можно говорить о двух параллельно развивающихся трендах – экономическом и религиозно-политическом. Люди учились читать, чтобы получить практические знания, иметь лучшие профессиональные шансы и добиться успеха в жизни. Люди учились читать, чтобы постичь некую абстрактную истину, понять законы существования этого мира и найти свое место в нем. И эти два стремления легко могли сочетаться в одном человеке.
