Даже он не знал, что четыре буквы под текстом — МКЧС — означают «Международный комитет «Черный сентябрь».
Он сам выразил желание поговорить с Иссой. Египтянин внушал ему, что этот теракт будет иметь дурные последствия для палестинцев — в любом случае, чем бы эта история ни закончилась. Он объяснял Иссе, что их требование наверняка не будет исполнено, потому что израильтяне не выдают заключенных.
Исса выслушал его с недоверием. Он воспринимал египтянина как немецкого агента. Египтянин пришел к выводу, что палестинцы действительно верят, что их требования будут исполнены. Он попрощался с Иссой и ушел, крайне удивленный его полным непониманием ситуации.
Манфред Шрайбер вернулся с Кон ноли-штрассе в штабное помещение. Он убедился, что бескровные варианты решения кризиса отсутствуют, и приказал своему заместителю Георгу Вольфу продумать силовые варианты освобождения заложников.
Вольф доложил штабу, что лобовая атака на дом, где террористы держат заложников, едва ли будет успешной — палестинцев слишком много, и они хорошо вооружены.
Эйвери Брэндедж, президент Международного олимпийского комитета, требовал от полиции как можно скорее покончить с кризисом. Он вспомнил, как в 20-е годы чикагская полиция, если ей надо было захватить гангстеров, засевших в каком-то здании, использовала некий газ, который немедленно выводил из строя преступников. Брэндедж предложил связаться с чикагскими полицейскими, чтобы они поделились опытом.
Немцы стали звонить в Чикаго. Но память подвела руководителя Олимпийского комитета. Чикагские полицейские никогда не пользовались такого рода газом.
Такой газ использовала советская госбезопасность еще со времен борьбы против украинских националистов, которые прятались в схронах, подземных бункерах. Найти бункер было проще зимой, пишет полковник Георгий Санников, в ту пору оперативный уполномоченный Министерства государственной безопасности Украины. На восходе или на закате можно было заметить струйку теплого воздуха, который выходит из вентиляционного отверстия. Туда вставляли тонкий и гибкий шланг и открывали вентиль баллона со спсцпрепаратом «Тайфун» — усыпляющим газом мгновенного действия.
Такого типа газ, только более современный, был использован при уничтожении чеченских террористов на Дубровке в октябре 2002 года…
Но мысль о том, чтобы обратиться за помощью к КГБ, мюнхенским полицейским не приходила в голову. Да и в Москве не стали бы делиться секретной формулой. Она осталась секретной и после «Норд-Оста».
Олимпиада продолжалась. Немецкие волейболисты сражались с японскими, и зрители горячо болели за любимых спортсменов. На экранах телевизоров картинки захваченного террористами дома перемежались со сценами спортивных состязаний.
Канцлер Федеративной Республики Вилли Брандт выступил по телевидению. Он отказался прекратить Олимпийские игры, как этого требовал Израиль. Брандт считал, что закрыть Олимпиаду — значит пойти на поводу у террористов.
Премьер-министр Израиля Голда Меир потребовала хотя бы приостановить Игры — пока израильские спортсмены находятся в руках террористов. Руководители Олимпийского комитета нехотя согласились. Они утверждали, что надо продолжать соревнования и тем самым доказывать, что спорт сильнее терроризма и насилия.
Американского пловца Марка Спитца, еврея по происхождению, под охраной срочно вывезли в Лондон. Но остальные спортсмены практически не обращали внимания на трагедию, происходившую рядом с ними. Олимпийцы отдыхали, загорали, раздавали автографы, — словом, наслаждались жизнью и даже не смотрели в сторону дома, где находились заложники. Дух спортивного братства, единение спортсменов оказались мифом. Более всего они боялись, что из-за теракта Олимпиаду прервут и они не получат своих медалей.
А девятерых связанных заложников держали под дулами автоматов в одной комнате, на полу которой лежало мертвое тело Йосефа Романо как предупреждение им всем. Израильтяне несколько раз пытались заговорить на арабском языке со своими тюремщиками, но Исса обрывал разговоры. Он не хотел, чтобы между заложниками и боевиками возникли какие-то человеческие отношения.
Около полудня полицай-президент Шрайбер и член Международного олимпийского комитета от Египта вновь пришли на Конноли-штрассе разговаривать с Иссой. Они хотели уговорить его отложить срок ультиматума еще на несколько часов.
Аннализа Грэе ждала их у входа в дом № 31. Она позвонила в дверь. Исса вышел. Он добавил свежего гуталина на свое лицо и пребывал в отличном расположении духа.
Шрайбер опять стал рассказывать, что израильтяне все еще не отыскали всех заключенных, потому что собрать двести с лишним человек — это сложная задача для любого тюремного ведомства.
Подъехал и Вальтер Трёгер, которому Исса, кажется, доверял больше других. Трёгер поддержал Шрайбера и добавил, что, как на грех, связь с Иерусалимом плохая, невозможно ничего толком обсудить. А у израильтян есть еще и другая проблема — они обязаны собрать всех членов кабинета министров, который только и наделен правом принять решение освободить заключенных.
Исса явно наслаждался ролью человека, за каждым словом которого следит весь мир. Он коротко посовещался с другими терористами и сказал:
— Срок отодвигается на один час. Если через час не будет прогресса, я казню двоих заложников.
Исса недовольно заметил, что ему надоело беседовать с начальником полиции.
— Если к назначенному сроку ничего не будет сделано, — добавил он, — я хочу, чтобы ко мне пропустили журналистов. Я сделаю заявление и прямо на улице казню двоих израильтян, чтобы это видел весь мир.
И он торжествующе поднял два пальца.
Увидев этот жест на телеэкранах, зрители решили, что палестинец показывает букву V от слова Victory — победа. В реальности это означало, что он казнит двоих заложников.
Шрайбер сказал Иссе, что приехали два министра, которые хотели бы с ним поговорить. Это были Геншер и Мерк.
Ганс Дитрих Геншер родился 21 мая 1927 года неподалеку от города Халле. В конце войны он служил в вермахте и успел обзавестить членским билетом национально-социалистической немецкой рабочей партии, поэтому после поражения Германии его некоторое время держали в лагере для военнопленных.
Едва ли он спешил вступить в нацистскую партию по идеологическим соображениям. Скорее, им двигали карьерные соображения. Геншер был очень амбициозным и нацеленным на успех молодым человеком.
Геншер оказался в советской зоне оккупации. Поначалу его это не смущало. В 1946 году он поступил в университет Халле, потом перевелся в Лейпцигский университет. Политический темперамент и желание сделать карьеру в том же году привели его в либеральную демократическую партию, одну из четырех разрешенных советскими оккупационными властями. Советская военная администрация считала, что партия «представляет интересы средней буржуазии и чиновничества».
В 1952 году Геншер предпочел перебраться в Западную Германию, где присоединился к свободным демократам. В 1954 году он сдал экзамены и получил право работать юристом в Бремене. В 1965 году он впервые стал депутатом бундестага и оставался им до 1998 года. Он стал министром внутренних дел в правительстве Вилли Брандта в 1969 году.
