Молоков стал несколько зажат и явно пытался это скрыть. Бузунов повернул стройную грудь к начальнику и заговорил громко:
— Летчик, который прямо сейчас преследует цель, сообщил, что окно кабины пилотов забрызганы красной жидкостью, предположительно кровью.
Гульнар Аббасовна закрыла глаза и выдохнула в ладонь.
Телефон завибрировал в кармане Максимова. Если это Долгин, то он опоздал.
— В кабине нет никаких признаков движения. Есть все основания полагать, что самолет подвергся захвату террористов. Учитывая, что связь до сих пор так и не была установлена, я и мои советники уверены, что их целью является попытка использования лайнера для уничтожения наземной цели государственного назначения. Уверен, что самолет должен быть сбит в ближайшие минуты. Летчик готов и ждет приказа.
Молоков скрестил пальцы и смотрел в стол.
Максимов не слушал, погрузился в воспоминания. Две тысячи первый год, двадцать первое апреля, если быть точным. Красноярское утро у аэропрта выдалось морозным, накануне выпал снег. Зима никак не хотела отпускать законные сибирские владения. Наперекор весеннему солнцу, уже проснувшиеся тонкие ростки первой зеленой травы покрылись пушистой белоснежной шубкой. Дул сильный ветер, люди шли с покрасневшими лицами. Это был последний день, последние несколько часов на родной земле. Уже к вечеру он будет распаковывать вещи в служебной квартире в одном из спальных районов Москвы, а в понедельник заступит в новую должность. Его мечта стала ближе еще на один шаг. И должен бы он чувствовать радость, но с трудом сдерживал слезы. Близнецы приехали проводить его. Они еще так молоды, хотя и желают казаться взрослыми. Каждый перетягивает канат на себя, доказывает свою точку зрения. Два в одном, орел и решка. Они уже не так похожи как раньше, когда отличал их Максимов только по часам на разных руках. Если бы Максимов знал тогда, что случиться, сказал бы в напутствие совсем другие слова. Что-то вроде: они должны держаться вместе, во что бы то ни стало стоять друг за друга горой, ведь никого у них нет роднее и важнее друг друга, как две половинки одной души, пусть совсем разных половинки, они должны быть неразрывны. Но тогда он думал только о себе, и в последующие годы, когда наблюдал, что братья отдаляются друг от друга, продолжал безответственно молчать.
— Владимир Иванович, вы меня не слышите?
— Да, — Максимов очнулся.
— Может быть, у вас есть дела поважнее, чем неуправляемый самолет в небе над Россией?
— Нет, простите.
— Тогда что у вас? Меня интересуют результаты экспертизы.
Максимов пробежался глазами по медицинскому заключению, будто ожидал, что содержание за пятнадцать минут изменилось.
— Экспертиза показала полное отсутствие каких-либо токсических или наркотических веществ в крови погибших пассажиров рейса из Ванавары.
— То есть версия об отравлении не нашла подтверждения?
— Только в том случае если это состояние на сегодняшний день известно медицине. Я уверен, что на пассажиров было оказано некое воздействие. Возможно, это неизвестный медицине вирус. Я уже вызвал вирусологов.
— Продолжайте работу в этом ключе. Николай Валерьевич, считайте, что приказ у вас есть. Владимир Иванович, мне жаль вашего брата, но это лучшее решение.
Максимов кивнул.
— Вы не согласны?
— Я согласен с вами, — Максимов еще кивнул, будто его самого это должно убедить.
Бузунов и на Молокова нарыл компромат. Не удивительно, Молоков так заигрался во вседозволенности, что все его делишки только бабки на лавочке еще не обсуждают.
— Но мы не можем не взять в расчет версию Максимова. А если и в правду есть вирус, он может распространиться на земле. Валерий Николаевич обеспечьте нежилую зону в месте падения радиусом минимум пятьсот километров.
Бузунов стальным лицом вгляделся в карту и провел ручкой по контуру траектории курса.
— Самолет окажется в такой зоне через семьдесят минут, вот здесь, южнее Перми.
Молоков обратился к Гульнар Аббасовне:
— Подготовьте официальное заявление. Ни слова о возможном вирусе на борту. Паника нам не нужна. Официальная версия: захват самолета исламской террористической группировкой с целью направить его на здания гос. Управления Российской федерации. Поработайте с Николаем Валерьевичем, он теперь будет вести это дело. Подумайте, кого из пассажиров можно притянуть, подкрепите доказательствами.
Гульнар Аббасовна записывала каждое слово.
— Как быть с родственниками? Они будут рыть любую возможность, чтобы раскритиковать наше решение. С нашими СМИ я решу, но они подключат мировые. И заключение патологоанатомов раздобудут, а там окажется, что все живые были.
— При всем уважении, — перебил Бузунов. — У нас есть основания полагать, что пассажиры могут быть уже мертвы. Летчик не заметил никакого движения в салоне. Террористы наверняка подстраховались, чтобы не допустить повторения американского сценария, когда один из захваченных самолетов не достиг цели, из-за бунта на борту.
— Тогда обеспечьте, чтобы в официальном заключении о смерти это было указанно.
Бузунов кивнул и обратился к Максимову:
— Я хочу получать копию всех материалов по Лукасу Левандовскому.
— Сейчас отправлю.
Максимов запустил таймер на телефоне. Спустя семьдесят минут летчик нажмет на кнопку и огненный вихрь, подобно маленькому тунгусскому метеориту озарит ночное небо, увлекая за собой сорок ни в чем не повинных жизней.
Жизней, которые он мог спасти.
Глава 5
Наталья поглаживала сына Костоправа Ивана, как он сам с гордостью себя называл по густой шевелюре темных, почти азиатско-черных волос. Чтобы мальчику было меньше обзора на происходящие ужасы и трупы, Наталья пересела с ним на другую сторону, посадила его к иллюминатору, а на передние сидения накинула плед. Самолет как раз пролетал над ночными городами и Иван с интересом разглядывал паутинки света в иллюминатор. Когда мужчины вокруг начинали громко разговаривать или верующие запевали с батюшкой очередную молитву, Иван нервничал и хватал Наталью за руку.
— Не переживай, — Наталья убрала подлокотник, села ближе и обняла его. — Папа пытается открыть дверь в кабину пилотов, чтобы помочь всем нам, а потом он обязательно за тобой вернется.
— Не хочу.
— Что не хочешь, милый?
— Не хочу к папе.
— Я понимаю. Папа выпил, и злиться. Он просто очень расстроен и напуган.
— Он всегда злой, когда пьет.
— Понимаю тебя, — Наталья чмокнула его в макушку. — А где твоя мама?
Иван опустил крышку иллюминатора, затем снова поднял.
— Она плачет.
— Почему же она плачет?
