Максимов наставил пистолет на него.
— Не надо. Вы что, — Матлаков схватил его за руку.
Водитель сглотнул слюну краноподобным кадыком и незаметно выжал сцепление. Максимов навалился в открытое окно и выдернул ключ из зажигания. Двигатель-ветеран заглох.
— Нету денег мужики.
Максимов открыл дверь и вытянул старика наружу.
— Слушай сюда, отец. Я тебе новую куплю, прямо с конвейера. Чекисты мы, государственных преступников преследуем. Нужна твоя гражданская помощь.
— Не чекисты вы никакие, — дед выправил коричневый пиджак и встал смирно. — Пистолет то не нашенский. Я сам в органах работал. Был бы помоложе, положил бы вас тут и не моргнул, уроды.
Максимов не нашел, что ответить.
По молодости Максимов много повидал советского раритета, но этот будто вчера сошел с чугунного конвейера. В салоне, казалось, еще витало дыхание молодых советских сборщиков, затягивающих болты отвертками с потертыми деревянными ручками. Руль плетенный вручную, панель аккуратно подклеена в местах трещин и сколов, натёрта до заводского блеска. Двигатель не ревел, тянул, как заправская лошадь.
Матлаков стал вести себя странно. Он поджал скрюченные ладони к груди и пристально осматривал машину, заглядывал под сидение и в бардачок.
— Ты в порядке? Болит что?
Матлаков поскуливал, как собачка, желающая в туалет. Он крепко сжимал челюсти и громко дышал носом. Размера узких пазух не хватало, чтобы насытить легкие.
На заднем сидении лежал пакет с одеждой. Матлаков достал оттуда белую рубашку, чистую и выглаженную. Запустив руки в ткань, он обтер кожу ладоней, рук, лица — все отрытые части тела.
Закончив, он растёкся по сидению и задышал размеренней.
— Мое проклятие, — он осмотрел окрестности. — Куда мы едем?
— В Домодедово.
— А что полетим куда?
Максимов обеими руками крепко сжимал тяжелый руль. Машина отлично держала скользкую дорогу.
— Владимир, умоляю расскажите, что произошло?
— А тебе что рассказали, эти?
— Ничего. Никто со мной не говорил.
— Куда везли, не сказали?
— Сказали к вам на Лубянку.
— Ко мне, — усмехнулся Максимов. — Да кончить они тебя хотели.
— Это как — кончить?
— А вот так.
— А что я сделал? — Матлаков посмотрел на себя, будто ответ лежал где-то на нем.
— Как всегда, оказался не в том месте не в то время.
— Но я только хотел помочь.
Дворники качались слишком медленно, чтобы вовремя очищать лобовое стекло.
— А самолет, что с ним?
Максимов рассказал о жесткой посадке и о том, что успел предупредить брата о необходимости найти осколок и спрятать в шкатулку.
— Странно, почему он сразу не вез его в шкатулке? Не было бы ничего этого. Бессмыслица какая-то.
Весь день Максимова одна сплошная бессмыслица.
— Его нашли?
— Не знаю.
— Вы же найдете, верно? Осколок нужно сразу уничтожить. У меня племянник в городе живет. Он пожарник. Можно ему позвонить, он поможет.
— Сам разберусь.
Максимов достал телефон, тот потяжелел и не включался. Должно быть, намок, когда Максимов упал в лужу.
— Дай телефон.
— У меня нет. Забрали.
— Ладно. Мне нужно чтобы ты подтвердил свои слова кое-кому.
— А как я подтвержу? Я же ничего не знаю. Вот Марис, он знает.
— Он сбежал в Ригу неделю назад.
Матлаков задумался.
— У него сестра там жила, насколько я помню. С Людой они ездили к ним погостить каждый год.
— Адрес знаешь или имя?
— Нет. Он никогда подробно не рассказывал о семье.
От приоткрытого окна в лицо летела освежающая морось.
— Ну а ваш брат. Он в порядке?
— Он жив, но…
Максимов не смог подобрать слова.
— Но с ним что-то неладное, так? — Матлаков отмахнулся. — Простите, если я слишком цепляюсь. Нервничаю просто. Вон руки трясутся до сих пор. Вроде старый дурак, но никогда ни от кого не бегал.
— Ты говорил, что жена Болодиса… эм, как ее имя?
— Люда.
— Люда. Она считала себя другим человеком, или что-то в этом роде?
— То же происходит с вашим братом?
— Похоже на то, — Максимов кивнул. — Его брат близнец Артур умер несколько лет назад, и теперь Кирилл… он как бы ведет себя как он. Не знаю, как объяснить.
— Нет, нет. Продолжайте. Он откликается на его имя?
— Более того он говорит как Артур, ведет себя как Артур. Ухмылки, словечки всякие. Как такое может быть?
— Никак. Это иллюзия. Очень мощная и убедительная для него, и абсолютно неприемлемая для окружающих. У братьев близнецов сильная связь. Облучившись осколком, мозг вашего брата полностью отключился от своей личности и переключился на другую. Провалы в памяти мозг замещает воспоминаниями из прошлого, либо придумывает ложные. Совсем скоро у него начнутся личностные конфликты. Правда и иллюзия настолько смешаются в нем, что он не сможет их отличать.
— Что-нибудь можно сделать?
— Посмотрите на меня. Я осознаю свои обсцессии, но ни один врач не смог мне помочь, — Матлаков смотрел на свои ладони. — Муравьи, я вижу их повсюду. На этом кресле, на панели, у себя дома или на улице. Они заполонили все вокруг и если я не буду держаться от них подальше, они уничтожат меня. — Матлаков улыбнулся удивленной реакции Максимова. — Я знаю, что их нет. Они плод моего воображения. На ваш вопрос, Владимир Иванович я могу ответить только нет. Эта болезнь вызвана чем-то более могущественным, чем мы и вылечить ее человек не способен.
Впереди показался пост ДПС. Максимов перестроился в крайнюю левую полосу и спрятался за большегрузным автомобилем.
Внезапно грузовик резко затормозил, из-за кабины, пересекая несколько полос, выскочил полицейский с палочкой.
Максимов надавил на газ и объехал его.
Автомобиль ДПС включил звуковой сигнал и маячок, выехал на дорогу следом. Полицейский на ходу запрыгнул в открытую дверь.
— Пристегнись, — холодно сказал Максимов.
Он включил четвертую передачу, разъяренный двигатель изводился рычанием и оборотами.
— Мы же не убегаем? Это же милиция.
Максимов контролировал зеркала заднего вида и вилял между встречными автомобилями.
— Боже, — Матлаков накинул ремень.
Стрелка спидометра замерла на 130 и, как бы двигатель не старался, выше не поднималась.
