Поскольку вода – собственно вода – пребывает то в жидком, то в твердом состоянии, а одно и то же тело, будучи либо в большей, либо в меньшей степени сжатым и уплотненным, является двумя телами, постольку одно и то же тело оказывается всеми телами вообще. Так вещал Фалес, созерцая при этом, безусловно, Ионическое море, а также размышляя над древним мифом об Океане, отце всех вещей. Всегда оставаясь поэтом, он не прекращал мысленного постижения их сути.
Другие – те, кто, подобно Анаксимену и опираясь при этом на ничтожные доводы, полученные благодаря наблюдениям за дыханием и жизнью, будут говорить, что это был, скорее, воздух, не скажут лучше.
[ «Анаксимен же и Диоген считают, что воздух первее воды, и из простых тел преимущественно его принимают за начало»
[74].] Анаксимандр, столь восхваляемый за то, что назвал беспредельным тело, которое является всеми телами, или же субстанцию, которая, как будут говорить в дальнейшем, пребывает в постоянном изменении, [ «Он учил, что первоначалом и основой является беспредельное (apeiron), и не определял его ни как воздух, ни как воду, ни как что-либо иное»
[75].]
этот самый Анаксимандр сказал меньше: ведь Фалес не говорил ничего, – либо это и было именно тем, что он хотел сказать, – когда утверждал, что все в большей или меньшей степени обладает текучестью, даже этот мир, состоящий из камней, и что все течет, вызывая круговороты, приливы и отливы, о чем позже и несколько в иной манере станет говорить Гераклит.
[По-видимому, Ален превеличивает степень сходства высказываний Фалеса и Гераклита. Первый говорил лишь о том, что «…все произрастает и течет в ладном согласии с природой предка-родоначальника, от которого все произошло»
[76], а второй считал, что «все возникает по противоположности и всею цельностью течет, как река. <…> Изменение есть путь вверх и вниз, и по нему возникает мир»
[77] и т. д.]
По словам Цицерона, Фалес также говаривал, что все наполнено богами.
[Как видно, имеется в виду фраза из книги Цицерона «О природе богов»: «Фалес Милетский, который первым исследовал подобные [= теологические] вопросы, считал воду началом всех вещей, а бога – тем умом (mens = νους), который все создал из воды»
[78]. Однако еще задолго до Цицерона о том же писал Аристотель: «Фалес думал, что все полно богов»
[79]. Кроме того, в большей степени соответствующим авторскому тексту представляется пересказ мыслей того же древнегреческого философа Диогеном Лаэртским, писавшим про Фалеса, что «началом всех вещей он полагал воду, а космос – одушевленным [≅ живым, εμψυχος] и полным божественных сил (δαιµονες)».]
Следует полагать, что этот геометр конечно же не допускал случайных высказываний. Возможно, обнаруживая силу различных состояний воды, всегда столь мощно воздействующей на наши органы чувств, он стремился вновь обратить абстрактный политеизм к природному фетишизму, столь же основательному, что и дух. Представьте же себе этих мужей из Ионии, включая в их число и Гераклита – последнего из тех, кто был занят восстановлением богатого в своем разнообразии беспорядка, направленного против богов-управителей. И этот дух все еще продолжает жить везде, где размышляющий человек созерцает море.
Пифагор
Пифагор, настоятель монастыря,
[Это определение, естественно, не следует понимать буквально, поскольку на самом деле никакого монастыря во времена Пифагора в среднеземноморском ареале Древнего мира существовать не могло (первые монастыри, которые были христианскими, появились в Египте лишь в IV‒V вв.). Однако существовало разработанное Пифагором религиозно-этическое учение, составившее теоретическую основу для объединения его сторонников и последователей, признававших безусловный авторитет обожествляемого ими лидера и образовавших некое подобие эзотерического ордена, научно-философского, религиозно-мистического и этико-политического сообщества, «общего товарищества» (Ямвлих) – Пифагорейский союз. И лишь допущенные в его ряды люди посвящались в тайны этого учения.]
был иным человеком, нежели Фалес: в меньшей степени странствовавшим, в большей степени политизированным, со взглядом, редко обращавшимся к непокорному морю и чаще – к звездам;
[По мнению Парменида, Пифагор, например, первым открыл тождество Вечерней и Утренней звезды (Геспер и Фосфор)
[80].]
настолько часто, что ему удалось угадать наличие у земли сферической формы.
[«…Четыре основы – огонь, вода, земля и воздух; перемещаясь и превращаясь целиком, они порождают мир – одушевленный, разумный, шаровидный, в середине которого – земля; и земля тоже шаровидна и населена со всех сторон»
[81].]
Определив отдельные расстояния между звездами, а также – при помощи монохорда – интервалы
[Во французском тексте слова, переведенные на русский как «расстояния» и «интервалы», обозначаются одной и той же вокабулой – «intervalles».]
между звуками и будучи глубоко убежденным, что числа формируются и соотносятся друг с другом по законам, [ «Пифагор, как говорит Ксенократ, открыл, что происхождение музыкальных интервалов также неразрывно связано с числом, так как они представляют собой сравнение количества с количеством»
[82], – писал Порфирий.]
которые ничто не может поколебать, он поспешил провозгласить, что все есть число.
[ «Числу все вещи подобны…»
[83]; «число владеет… вещами»
[84].] И хорошо сделал, что поспешил, поскольку еще сегодня, когда существует в тысячу раз больше оснований говорить то, что он под этим подразумевал, – имея в виду, что любой беспорядок все-таки обусловлен Умом, – сегодня эта истина по-прежнему уступает свидетельству чувств, как только сила утверждения законодателя позволяет одержать над собою верх.
