во-вторых, поместить в начале этого обширного целого математику, единственную необходимую колыбель рационального положительного метода как для индивида, так и для рода»
[234].]
социология.
Очевидно, что от последней, для которой Конт первым нашел соответствующее ей место и которой дал имя, зависит решение проблем, стоящих перед человечеством.
[«“Курс позитивной философии” обосновывает новую науку – социологию…», – писал Арон, – благодаря чему признается приоритет целого над частью и синтеза над анализом. «Конт, с его злоупотреблением логикой, свойственным великим и некоторым невеликим людям, исходит из единства человечества и намечает в качестве цели социологии изучение истории человеческого рода»
[235]. Поэтому позитивистская философия, по замыслу ее основателя, вбирает в себя достижения всех существующих наук: «Новая общественная наука, предлагаемая Контом, оказывается исследованием законов исторического развития. Она основывается на наблюдении и сравнении, а значит, на методах, сходных с теми, которые используют другие науки, особенно биология; но сферы применения этих методов будут уточнены, так сказать, с помощью ведущих идей позитивистского учения, его синтетической концепцией статики и динамики. Служит ли это пониманию строя данного общества или основных направлений истории – в обоих случаях разум подчиняет отдельные наблюдения предшествующему постижению целого»
[236].]
Однако исследовать мораль, не изучив реальную ситуацию жизни человечества, было бы столь же бесполезно и смешно, как и обращаться к социологии, не проведя до этого достаточной подготовки в области биологии, или к последней – без физико-химической подготовки, очевидным образом зависящей от астрономических и математических исследований, поскольку проблема силы тяготения, довлеющая во всей физике, сама по себе носит астрономический характер и остается неприступной, в случае если у нас нет достаточного знания о математических формах.
Из того что каждая наука зависит от предшествующих ей, не следует делать вывод, что первая среди них является наиболее значительной из всех, в чем убеждают себя обуреваемые гордыней специалисты. Первая из наук – если подразумевать под ней ту, с которой нужно начинать, – окажется также самой абстрактной из всех и наиболее бессодержательной и бедной в случае рассмотрения ее в качестве цели; каждая последующая наука более богата, в большей степени плодоносна и находится ближе к проблемам человечества; поэтому она всегда характеризуется законами, которые ей присущи и которые предшествующие науки никогда не сумели бы разгадать. Однако только предшествующая наука благодаря имеющейся у нее власти может придать форму законам той науки, которая следует за ней: например, уравнение дает форму физике, равновесие устанавливает законы в химии, энергетика господствует в биологии, а биология обусловливает подлинную социологию, в чем специалист слишком часто усматривает объяснение собственному тираническому поведению.
Тенденцию, корректируемую подлинно энциклопедической культурой и сводящую каждую науку к предшествующей, мы назовем материализмом, который представляет собой всего лишь обоготворение абстрактных форм. И намерение свести механику к абстрактной математике слово «материализм» характеризует ничуть не хуже, чем тенденцию подчинить социологию биологии, вплоть до сведения всех социальных законов к условиям воспроизведения, питания и климата.
[Ср.: «Тремя всеобщими источниками общественных изменений являются, как мне представляется: 1) раса; 2) климат; 3) обственно политическая деятельность, рассматриваемая во всей полноте ее научного развития. Мы пока не выясняем, соответствует ли историческая важность этих источников данному порядку их перечисления»
[237].]
Подобное искажение более известно под именем исторического материализма.
[Нисколько не пытаясь преувеличивать научную значимость исторического материализма и не отрицая близости материнской для него концепции позитивизму, следует все же признать, что ему, в его классической форме, в которой история общества трактуется как естественно-исторический процесс, не было присуще стремление рассматривать социологические процессы сквозь призму биологических законов, что оценивалось им же как редукционизм.]
Те же самые заблуждения можно обнаружить в стремлении свести биологию к абстрактным законам химии и физики. Эта идея, которая проливает новый свет на столькие проблемы, способна помочь определить ценность системы наук, основанной на реально присущей последним степени зависимости друг от друга.
III. Социологический закон трех состояний
[Закон трех состояний, в котором находят свое преломления идеи А. Р. Ж. Тюрго и А. Сен-Симона, О. Конт сформулировал в своей «основной брошюре», как он называл «Проспект научных работ, необходимых для реорганизации общества» (1822), сразу привлекший внимание исследователей к персоне молодого ученого. С изложения этого закона он начинал и свои лекции по позитивной философии: «Согласно моей основной доктрине, все наши умозрения, как индивидуальные, так и родовые, должны неизбежно пройти последовательно три различные теоретические стадии, которые смогут быть здесь достаточно определены обыкновенными наименованиями – теологическая, метафизическая и научная, – по крайней мере для тех, которые хорошо поймут их истинный общий смысл.
Первая стадия, хотя сначала необходимая во всех отношениях, должна отныне всегда рассматриваться как чисто предварительная; вторая – представляет собой в действительности только видоизменение разрушительного характера, имеющее лишь временное назначение – постепенно привести к третьей; именно на этой последней, единственно вполне нормальной стадии, строй человеческого мышления является в полном смысле окончательным»
[238].]
Идея, согласно которой наиболее продвинутые науки, являющиеся, естественно, и наиболее абстрактными и наименее сложными, лишь прокладывают пути к другим, а последняя и наиболее сложная из них оказывается также и наиболее значительной, наконец-то стала понятна благодаря решающему замечанию по поводу того, что все науки суть социологические факты. Ни общий для них всех и свойственный только каждой из них язык, ни сокровища архивов, ни обучение, ни инструменты наблюдения и измерения не могут быть отделены ни от организации социума, ни от непрерывности общественного процесса, ни от промышленного прогресса, ни от разделения труда. Отдельный индивид, будь то Декарт, Лейбниц или Ньютон, лишь содействует продолжению постепенного прогресса знаний, в котором принимали участие тысячи их предшественников, известных и неизвестных. Мыслит Общество; более того, поскольку прогресс познания уже пережил столько различных обществ, постольку лучше сказать, что мыслит Человечество. Таким образом, закон последовательного развития наук сообразно их возрастающей сложности является социологическим законом. Следовательно, в противоположность той анархической идее, в соответствии с которой каждая наука абсолютно хороша и относится к универсальной мудрости, в качестве каковой она и известна, новая наука проливает свет на другие и в результате оказывается предназначенной для определения точного места и значимости каждой из них.
