Мы поехали к нему домой. Передо мной предстало самое заурядное здание, из когорты невыразительных, безликих построек на улице Мартина де Саморы. На мгновение я испугалась, что Роке окажется обыкновенным мошенником, но нет, его жилище подтвердило впечатление, составленное по переписке. Над выбеленным деревянным полом словно парили немногочисленные предметы обстановки, выдержанные в четких линиях и расставленные так, чтобы оставалось много воздуха. Я чувствовала, что Роке не врет мне насчет себя и своей жизни, однако наглядное доказательство его искренности оказалось нелишним. Стеллажные полки, заставленные обширной коллекцией DVD, ковром покрывающие стену портреты когда-то популярных актрис, среди которых выделялся крупный план Элизабет Тейлор, и неизбежный плоскоэкранный телевизор с видеоприставками не оставляли сомнений в профессии хозяина квартиры. Знатный беспорядок, положенный холостяцкому жилищу, в наличии тоже имелся. На полу вокруг кресла валялись газеты, на столе красовался грязный стакан, из пепельницы торчали три окурка, явно затушенные в сердцах.
Я еле слышно поинтересовалась, курит ли он, хотя на самом деле мне это было совершенно безразлично. Нет, ему никогда не нравился вкус табака, это его дочка курит. Дочка? Сколько-сколько ей лет? Четырнадцать? Как же он позволяет? Роке пожал плечами: девицу уже не поставишь в угол. Он понес в кабинет ноутбук и папки, а вернувшись, обнял меня за талию и поцеловал. Ни аперитива, ни светской беседы, никаких ритуальных плясок, маскирующих наши истинные намерения. Но ведь и я откликнулась на прикосновение его губ… Мое тело не противилось. Что толку кривляться и ломаться, мы здесь, чтобы лечь в постель? Единственная пауза случилась, когда он, начав расстегивать пуговицы моей блузки, спросил: «Можно?» Мы занялись сексом в этой кинематографической комнате, на черном кожаном диване, под надменными взглядами кинозвезд. Чудес любовного искусства Роке не продемонстрировал — моя грудь его не заинтересовала, ласкать меня и покрывать поцелуями он не собирался; он летел к намеченной цели без оглядки. Оказавшись внутри, он еще сильнее нахмурился, будто разозлившись, и, подвигавшись немного, почти сразу кончил. «Ты страдаешь преждевременной эякуляцией?» — спросила я, не собираясь щадить его чувства. Мне хотелось поскорее убраться оттуда. Зачем мне плюс к мужу еще один никчемный любовник? Роке посмотрел на меня удивленно: я сама виновата — так его распалила, он слишком долго меня дожидался. Но он обещает скоро восстановить силы. Складка между бровями разгладилась, на лице засияла улыбка. От этой улыбки мои ладони будто снова защекотало прикосновение к его коже — неожиданно мягкой, как у ребенка. Мы немного поговорили. Вторая попытка вышла такой же целенаправленной, как первая, и хотя на этот раз действо длилось дольше, оргазма я так и не получила. Его напору недоставало сдержанности, желания доставить удовольствия партнерше. Высаживая меня у офиса, Роке со смущенной запинкой полюбопытствовал, как мне его «успехи». Я не стала лукавить: «На двойку».
На следующее утро, вернувшись после осмотра сада, я увидела на стойке секретаря букет белых роз, а в электронном ящике меня ждало письмо с просьбой о втором шансе. Уязвленная гордость Роке требовала реванша. Мы встретились в чате вечером и устроили фейерверк из смайликов. Роке, не откладывая в долгий ящик, попросил встретиться снова — уж на этот раз он себя покажет. Весь конфуз из-за того, что я ввела его в ступор: до поцелуя он считал меня недосягаемой, желанной, но бесконечно далекой. Даже когда мы уже переступили порог его дома, он думал о том, как бессердечно с моей стороны завести все так далеко, чтобы потом оттолкнуть его. Он боялся, что при личной встрече покажется мне «страшным, грубым, жирным, инфантильным ничтожеством», что он не способен заинтересовать такую, как я. Он опускал себя ниже плинтуса — возможно, виной тому был развод и неудачи в попытках найти себе кого-нибудь, в чем он мне потом признался. Я упрекнула его, что раньше он, наоборот, превозносил себя до небес и ни намеком не выдал терзавших его опасений. Он ответил, что иначе я не подпустила бы его и на пушечный выстрел.
Два дня спустя мы поехали к нему домой в обеденный перерыв. На этот раз мы занимались сексом в кровати. И мне понравилось. Роке не поддавался страху и не сводил с меня глаз ни на секунду. Почувствовав, что он вот-вот кончит, я тоже почти сразу же достигла оргазма при мысли, что своим бурным извержением он будет обязан именно мне.
— У тебя взгляд изменился, — уверял он меня после. — Теперь у тебя глаза мечтательные, как у девочки-фантазерки.
— А раньше какие были? — спросила я, сраженная его наблюдательностью.
— Недоверчивые. И строгие.
Через несколько минут я заснула в его объятиях, как прежде засыпала только с Эсекьелем.
— Прогуляемся по саду?
— Это обязательно?
— Нет. Но я бы с радостью устроила тебе экскурсию.
— Отсюда тоже отлично видно. — Не скрывая вожделения, он берет меня за плечи и целует.
Знает, как важен для меня сад, однако не проявляет ни малейшего интереса. Сезар разровнял граблями дорожки и площадки, пропитал карболином мостики, подстриг газон, почистил бассейн, собрал все шланги и инструменты. Мне хотелось, чтобы Роке оценил наши старания. Я бы взглянула на сад его глазами — ведь когда видишь свое творение каждое утро и каждый вечер, оно может примелькаться. Кроме этого сада, мне сейчас гордиться нечем. Вот Эсекьель, например, сумел и оценить, и обратить внимание на перемены, обойдясь при этом без ненужных указаний. Эх, лучше бы он сейчас был у меня в гостях вместо Роке, который приезжает с грузом забот и рабочих проблем! Его выдают беспокойство в движениях, нетерпение, с которым он тащит меня в постель, бессвязные повторяющиеся рассказы о съемочных неурядицах. Сейчас главная загвоздка в том, чтобы отыскать средства на тиражирование снятой в Испании «художки», которая должна выйти на экран в конце марта. Чтобы обеспечить хорошие сборы, прежде всего нужно договориться с одной из двух основных киносетей.
— Тогда подожди меня тут. Я проветрюсь. — Иду на осознанную манипуляцию.
— Ладно, ладно, я с тобой.
Он, как истинный трудоголик, не отходит от темы работы и, рассказывая о поездке в Испанию, описывает только бодание со звукозаписывающей компанией, ее сомнительные достоинства и задранные цены. Ни мое настроение, ни окружающие виды его не волнуют. Он идет, не глядя под ноги. Если не упоминать о приездах гостей, мне просто нечем с ним делиться из своих размышлений и наблюдений. Ни растения, ни орлик над Кебрада-дель-Агуа ему не интересны. Едва оказавшись в лощине, Роке тянется ко мне с поцелуем.
— Давай займемся любовью здесь.
— Как тебе только в голову пришло!
— Я никогда раньше не пробовал на природе.
— Ты даже не спросил, как у меня дела, а уже хочешь заняться сексом «на природе», — язвлю я.
Меня слегка трясет от нервного напряжения — скорее всего это затаенный страх, который, не сосредоточиваясь в какой-то определенной части тела, охватывает меня целиком, выплескиваясь мурашками, зудящим желанием обвинять и упрекать дальше.
