Чем только не занимались тогда… Продавали выданные в училище талоны на мыло, чай и стиральный порошок на рынке возле площади Мира, дежурили возле Гостиного двора, чтобы первыми ворваться внутрь, купить какой-нибудь дефицит (а дефицитом было почти всё – электроприборы, шапки, обувь, носки, пластинки модных групп), а потом перепродавали тут же или на площади Мира… Кофе давал большой навар, сигареты импортные… Хотя когда началась настоящая напряженка с сигаретами да и со всем остальным, Колосов был уже в армии и сам страдал от нехватки курева, отсутствия в чепке конфет, колбасы…
По вечерам, пропивая навар, молодые слушали рассказы гамщиков и фарцов со стажем о золотом прошлом. Особенно те любили вспоминать, как толкали иностранцам пластинку Пола Маккартни «Снова в СССР». Ее выпустили в восемьдесят восьмом только в Советском Союзе, и иностранцы очень хотели ее получить. Скупали десятками для себя, своих родных, знакомых, но не в магазинах, а с рук.
– По четвертаку с пласта снимали! – кричали те, кто год-полтора назад продавал эти пластинки иностранцам. – По четвертаку!
Но в этих радостно-тоскливых криках было больше не памяти об ушедших в прошлое барышах, а гордости, что в тот раз иностранцы бегали за нашим товаром, а не как мы обычно – за их жвачкой и джинсами.
Колосов и его приятели завистливо кивали, надеясь на свои звездные часы.
Такой драйв испытывали тогда от этой своей деятельности, что про училище забыли совершенно. Приходили в общагу лишь ночевать… Четверо их было, приятелей-коммерков, соседей по комнате. Дрон – Андрюха – с Кубани, Вэл – Володька – из Воронежа, Макс – Максим – из Весьегонска и он, Джон – Женька Колосов.
Правда, в путяге недолго терпели их вольную жизнь. Вызвали раз, другой в учебную часть, посылали комсорга – симпатичную, сочную девушку, неизвестно куда вскоре девшуюся – предупреждать, что их прогулы терпеть бесконечно не будут. Парни кивали виновато, а в душе отмахивались, тут же забывали об угрозах.
И однажды, заявившись в общежитие часов в десять, радостные, с набитыми деньгами карманами и с сумками с недораспроданным товаром, наткнулись на стену из преподавателей, коменданта, воспитателей, которых возглавлял военрук.
– Куда эт вы, граждане? – со зловещей улыбкой спросил он.
– В комнату.
– М-м! Интере-есно… – И тут же улыбка превратилась в гримасу ярости. – А вы ее заслужили?! Комнату?!
Колосов решил, что сейчас их заставят собрать вещички и вышвырнут. На февральский холод. Но ошибся. Это, видимо, делать запрещалось. Зато долго песочили мозги: совали под нос бумаги, которые парни подписывали, поступая в училище, судя по которым они обязывались овладеть профессией и работать на предприятиях Ленинграда; стращали уголовной ответственностью за неисполнение обязательств; стращали и армией, немедленным призывом Володьки и Дрона, которым уже исполнилось восемнадцать…
В конце концов отпустили спать. Но этот наезд сделал жизнь в общаге окончательно неуютной; парни нашли на той же толкучке на площади Мира две соседние комнаты в бывшей коммуналке на Васильевском острове. Четырнадцатая линия, самый край, почти у Смоленки…
Как уходили из училища – сдавали ли подушки с одеялами, просили ли отдать аттестаты, каким образом доставлялись им повестки в военкомат, – вылетело из головы. Совсем не тем была она тогда занята. Работали, зарабатывали, гуляли, веселились. Девчонки какие классные были, малому радующиеся, на любые приключения готовые…
Правда, продолжалось это недолго. Ярко запомнилось, как провожали в армию сначала Вэла, потом, недели через две, Дрона, а потом Макс, освобожденный от службы из-за вырезанной в юности почки, провожал его, Колосова. Были еще парни из путяги, девчонка, имя которой теперь не вспомнить…
Призывников собрали в актовом зале Невского военкомата. Полный усталый майор вяло рассказал о предстоящих тяготах и лишениях и о священном долге, после чего велел расписаться в военных билетах.
– А тепер-рь, – объявил, сразу после этого сделав голос жестким, – разрешаю попрощаться с родными и близкими. И чер-рез десять минут всем быть в автобусе. Яс-сно?
– Да… Ага, – зазвучало в ответ.
– С этого момента нужно говорить: так точно! – И майор потряс пачкой военников. – Теперь вы – солдаты!
– Присяги дождись, тогда и командуй, – тихо огрызнулся кто-то в толпе выходящих в коридор ребят.
Во дворе почему-то горел костер. Несколько человек пели под гитару:
– Армия жизни – дети моги-ил!.. Армия жизни – сыновья помоек и обоссанных стен!..
– Ну что, Макс, – сказал Колосов, закуривая последнюю на свободе сигарету. – Давай тут развивайся. Время-то настаёт золотое.
– Ты там тоже… – пробубнил Макс жалобно, словно это он уходил в армию. – Возвращайся, в общем, скорей. Береги себя…
Колосова призвали в погранвойска, служил на юге Карелии. До Питера рукой подать, но он был недоступен, постепенно превращался в мираж… Уволили в девяносто первом. Уехал к родителям. Быстро затосковал в степном городишке под Абаканом, вернулся сюда. Их четверка соединилась.
Как раз кончались времена толкучек – повсюду стояли ларьки, кокомаги, набитые всем подряд; секции в Гостином, Апраксином, Никольском дворах арендовали частники…
Макс за эти два года приподнялся, обладал тремя ларьками, причем один стоял в престижнейшем месте у Финляндского вокзала, и двумя секциями в Никольском дворе. Торговал разной мелочью – плееры, зажигалки, видеокассеты, батарейки, фонарики, пепельницы… Поначалу таким же разносолом занялись и Вэл, Дрон и Джон.
Постепенно определялись с приоритетами, налаживали связи, то договаривались с бандитами, то бунтовали… Потихоньку лезли вверх.
И вот через двадцать лет Колосов, соучредитель строительной корпорации «Эволюшн», сидит один в своей трехкомнатной квартире. Один в последний свой день. Вэл вторую пятилетку гниет на зоне за наркоторговлю, а на самом деле (хотя и на наркоте он тоже зарабатывал) за то, что не продал важным людям, когда потребовали, деревообрабатывающий завод и не отказался от борьбы за ООО «Втормет» где-то на границе Костромской и Кировской областей… Дрон в двухтысячном лег на Смоленском кладбище… Макс, отсидев в конце девяностых два года в Крестах, получил четыре года условно за мошенничество и уехал в Москву, затерялся там наглухо…
Колосов до поры до времени процветал. Набирал вес. А потом сменился губернатор и еще через некоторое время, в массе других, – рядовой чиновник одного из департаментов.
Об этой, второй, смене не трубили новостные ленты, даже на сайте администрации о ней сообщалось через запятую. Но из-за нее у многих возникли проблемы, которые вскоре превратились в катастрофу.
Все посыпалось.
Нет, поначалу сохранялась надежда наладить отношения с новым чиновником или с другими. Не получилось. Время шло, проекты замораживались, договоры проверялись, расторгались, признавались заключенными с нарушениями.
