Застегнул молнию, пуговицу, стал вдевать язык ремня в пряжку, но вспомнил, что не надел рубашку…
– А-а, – простонал совсем как инвалид.
Встал, дошаркал до шкафа, сдернул с плечиков белую рубашку. Она не надевалась, липла к рукам, шее… Справился, втиснул пуговицы в петельки… Правильно?.. В детстве часто застегивался косо, и если мама не проверяла, шел так в садик. Обнаружив это, ребятишки смеялись, долго дразнили…
– Правильно! – с удивившим его самого торжеством сказал Колосов. – Всё правильно. – И повторил эти слова еще раз десять; повторял, и уже забыл, по какому поводу повторяет.
Кое-как вернулся к креслу, поднял пиджак.
И тут зазвонил мобильник.
Колосов глянул не на него, а на часы. Без семи. «Еще без семи! – крикнуло внутри. – Семь минут!»
– Семь минут, – сказал уже вслух. Не сказал, а прорыдал.
Но что-то в горле словно перекрыло, отсекло рыдания. Как перегородку там поставили. И Колосов мгновенно успокоился. Нет, как-то омертвел… Шевелился, и даже свободнее, чем минуту назад, но не по-живому.
Подошел к столу, взял звенящий и подрагивающий телефон, увидел на дисплее имя жены. Увидел, что это она, а не те, кто ждет до восьми, и снова ожил, обрадовался, но перегородка исчезла, рыдания рванулись вверх, забулькали там, где гланды, где начинается язык…
Но надо ответить…
– Надо ответить.
Продохнул, проглотил. Нажал кнопку ответа, поднял мобильный к уху.
– Да. – «Да» получилось хриплым, но все же связным.
– Жень! – радостный голос Юли. – Женя, мы подъезжаем! Будем минут через десять.
– Хорошо… Хорошо.
– Жень, ты что – простыл? У тебя с голосом что-то сегодня…
– Немного, наверно… – Колосов кашлянул. – Першит.
– Выпей «Колдрекса». На холодильнике упаковка.
– Ладно… Жду вас.
– Да, уже Обводный переезжаем.
«Не успеют».
– Давайте, жду. – И Колосов нажал отбой.
С надеждой оглянулся на часы. Они показывали без пяти.
«Не успеют».
Взял пиджак и надел. Сунул мобильник в боковой карман пиджака, бумажник – во внутренний. Носовой платок в левый карман брюк. Мелкие деньги – в правый. Так. Ну, всё-о… Всё.
– Всё.
Пошел в прихожую. В комнатах на полу был ковролин, а в прихожей – ламинат. И как только Колосов шагнул на ламинат, понял, что он без носков. Босиком.
Посмотрел вниз, на торчащие из-под брючин пальцы… Большие были крепкими, с желтоватыми ногтями, а остальные – тонкие, слабые. Мизинцы вообще не различались…
Колосов стоял и смотрел на них. Пристально, будто стараясь запомнить… Когда-то он умел шевелить всеми десятью пальцами на ногах, растопыривать. Лежал в кровати, задрав ноги, шевелил пальцами и смеялся… А теперь?.. Попробовал. Шевелились только большие, а остальные лишь слегка двигались вместе со всей ступней. А скоро ничего не будет шевелиться. Ничего. Всё замрет. Умрет.
– Тьфу, твою!..
Вернулся к шкафу, выдвинул нижний ящик. В ящике были носки. И новые, соединенные попарно нитками, и уже стиранные, попарно завернутые друг в друга – такие колобки… Несколько секунд Колосов выбирал. Всерьез, мучаясь, решал, какие взять. Взял колобок. И не потому, что новые ему уже не нужны – просто не был уверен, что разорвет соединяющую нитку.
Выбрав, еще несколько секунд думал, как надеть. Садиться не хотелось – «сяду и не встану», – прислонился к стене, приподнял одну ногу, надел, потом вторую… Глаза защипало от пота. Точно двадцать раз подтянулся…
– Теперь туфли, – сказал себе.
Туфли стояли на полочке. Не рискуя больше нагибаться, Колосов ногой сбросил их на пол. Снял с крючка ложку на длинной ручке – очень удивлялся в свое время, зачем жена купила, шутил, что у них дома все молодые и здоровые, а вот пригодилась – обулся с ее помощью.
С нескольких попыток повесил ложку обратно.
– Ну, всё, – выдохнул необыкновенно легко, всеми легкими.
Открыл внутреннюю дверь, вспомнил про сигареты. И поразился, что за весь день покурил только раз. Или остальные разы не помнит… Вошел на кухню, взял сигареты и зажигалку, глянул в пепельницу.
Два окурка.
Покурить?.. «Потом, на улице…» Усмехнулся этой мысли.
Прежде чем отпереть замок внешней двери, достал мобильник. Часы в углу дисплея показывали «20:02».
Две минуты девятого… Две минуты назад был последний момент, когда он мог позвонить и сказать. Заверить, что расплатится, рассчитается, что все будет возвращено. Но он не позвонил.
Не позвонил. Забил. Как говорили в армии – совершил бросок через хуй.
– Там та-ра-ра горит очаг! – весело запел Колосов и отпер стальную дверь. – Как вечный знак!..
Но только притронулся к ручке, чтобы нажать и отворить ее туда, на площадку, веселость исчезла, и внутри умоляюще попросило: «Только не здесь, не на пороге. Не здесь».
Нажал на ручку, в замке щелкнуло, и дверь поползла прочь от него. Колосов остался стоять.
Площадка была пуста. Пусто и тихо. Шагнул, ожидая, что теперь вот здесь, справа… с лестницы вниз… И даже сморщился.
Нет.
Вернулся, закрыл внутреннюю дверь, достал связку ключей и запер ее. Запер и внешнюю.
«Сейчас Юля приедет. Дети».
Постоял на площадке. Четыре двери, четыре квартиры… Лифт старой конструкции между пятым и четвертым этажом. Прозрачные решетчатые двери… Лучше пешком.
Положил ключи в карман и пошел вниз по ступеням.
Площадка между четвертым и третьим. Пусто.
Расслабился, замычал:
– М-м, горит очаг… как вечный знак…
Площадка третьего этажа.
– Как вечный знак…
– Евгений Николаевич? – спросили за спиной.
Не оборачиваясь, Колосов сказал:
– Да.
Голову его сильно дернуло вперед и вбок. Звука выстрела Колосов уже не услышал.
