Он сам не понимал, почему пошел за ней, но все время не отводил от Нану взгляда. Рассматривал ее и изучал. Ему впервые стала интересна девушка настолько, что Доминику хотелось узнать о ней что-то и, если раньше Моно к ним относился лишь как к предмету утоления физических потребностей, то в этом случае, неожиданно ему стала интересна сама девушка. Тогда он не считал, что это нечто серьезное и отнесся к подобному, лишь как к простому, временному любопытству. Возможно, как к наблюдению за чем-то необычным, но уже тогда не смог отрицать того, что ему нравилось рассматривать ее, улавливая черты характера.
Доминик увидел, что она левша и то, что, когда Нану о чем-то особенно сильно задумывалась, она кусала нижнюю губу. В тот вечер девушка что-то рассматривала на экране своего телефона и оказалось, что там были рецепты разнообразных блюд. В те редкие мгновения, когда Моно удавалось увидеть лицо девушки, ему нравилось рассматривать ее мимику и то, как читая в рецептах ингредиенты, она тихо нашептывала их вслух. Эта девушка совершенно не выглядела как та, которая постоянно стояла около плиты, но как же она светилась читая рецепты.
Моно все еще не понимал почему, но с каждым мгновением ему все больше нравилось смотреть на девушку. Вот только, она вызывала не только такой интерес, а так же очень порочные и грязные мысли. Желание и жажду. Настолько цепкие, что, наверное, Моно никогда в жизни такого не испытывал. Вот только, девушка выглядела настолько нежной и хрупкой, что, казалось, если Доминик прикоснется к ней своими огрубевшими руками, просто сломает.
Она вообще выглядела, как девушка из другой жизни, совершенно отличающейся от той, в которой был Доминик, но он все равно хотел ее. Тогда открыто признавал лишь физический интерес. Подобное было для него привычным. Вот только, несмотря на то, что он отторгал то, что в сознании появились непривычные для него мысли, эта первая встреча его всколыхнула. Стала вспышкой.
Позже он бесконечное количество раз пытался перестать думать о ней. Убеждал себя в том, что она ему не нужна и в Париже хватает других девушек, но, чем больше он сам себе это повторял, тем больше убеждался – ему нужна именно эта.
Сразу Доминик ненавидел Нану за то, что она заставляла его все это испытывать. За то, что впиталась в сознание и манила к себе настолько сильно, что это даже было больно, но, при этом, она раз за разом отказывала Моно и принадлежала другому. А уже это сводило с ума и вот в парне появились новые, буйствующие эмоции. Самая ощутимая из них – ревность. Он впервые испытал ее и она ударила по Моно удушающей волной. Слишком дикой и буйствующей была эта ревность, а все потому, что Доминик уже тогда решил – эта девушка только его.
Нану слишком сильно и в тот же момент, странно влияла на него. С каждым днем вызывала все более новые, противоречивые и неожиданные эмоции. Например, в тот вечер, когда Моно приехал к ней после работы и привез продукты, он изначально хотел остаться у нее на ночь. Она сказала, что девственница и он бы ее не тронул, хоть и хотел секса с ней настолько сильно, что, в те моменты, когда девушка оказывалась рядом, Моно физически ощущал, как трещал его самоконтроль. Но, тем не менее, он бы держал себя в руках. Единственное, что сделал бы, это притянул Нану ближе и, прижимая девушку к себе, так бы заснул, но перед этим поговорил бы о том, куда это она собралась переезжать и, независимо от ответа, утром следующего дня утянул бы ее жить в свою квартиру. А все потому, что она стала чем-то сродни его личного наркотика и он не хотел медлить. Он хотел получить ее сейчас. Отобрать у у*бка, который точно не заслуживал такую девушку и сделать Нану своей.
Пусть это было дико и странно, но он уже тогда понимал, что никогда ее не отпустит, а все потому, что, когда она была рядом, Доминик жил. Он ею дышал и оказаться без нее равноценно тому, что он бы стал задыхаться. Моно и так прекрасно помнил, каково это видеть ее и понимать, что она не его. Как его тогда ломало и сознание выворачивало наизнанку.
Казалось, что они из разных и совершенно противоположных жизней, но притянутые друг к другу, они образовали собственную жизнь. Только для них двоих и она была прекрасна. Несмотря ни на что, время, которое они прожили вместе было самым лучшим.
Доминик помнил, как Нану, еще в то время, когда она не являлась его, начала повсюду мерещиться парню. Как, просыпаясь ночью для того, чтобы пойти на работу он все еще сонный рядом с собой на кровати видел Леконт и с неутолимым голодом набрасывался на нее, сбрасывая одеяло на пол. С жаждой брал. Вот только, это была не Леконт, а Луиза, но Доминик все равно представлял, что это Нану и, имея Денев, закрывал глаза и так отчетливо представлял, что под ним с раздвинутыми ногами лежала именно Леконт.
Вот только, этого было мало. Сознание не обмануть и Моно ни на секунду не забывал о том, что под ним не Нану. Ее не заменить. Эта обманка не сработает и настоящую жажду не утолит. Возникало просто неистовое желание, чтобы это настоящая Нану лежала рядом с ним на кровати. Чтобы она и правда была только его.
И вот, когда они начали жить вместе Доминику будто бы стало легче. Теперь настоящая Нану лежала рядом на кровати. Она ждала его с работы и он возвращался не в пустую квартиру и не в привычно блеклую жизнь.
Нану обрабатывала его раны и ушибы. Моно считал их чем-то незаметным для себя, но, когда пальчики девушки аккуратно касались его кожи, бережно втирая в нее мазь, он не мог вспомнить о том, когда за него кто-то действительно так переживал.
То, что Доминик чувствовал к Нану было намного весомее, чем просто симпатия. Это даже сильнее чем одержимость и вообще было больше похоже на что-то неописуемое. Но, несмотря на то, что Леконт дала Доминику возможность опять почувствовать себя человеком, его внутренний монстр никуда не исчез и, чем ближе к цели приближалось расследование в поисках того, кто писал те сообщения, тем сильнее он пропитывался кровожадностью. Но даже сам Доминик не ожидал, что сорвется.
В тот момент, когда он в подвале особняка Прежана смотрел на Бенуа и слушал его, физически ощущал, как чернота заполняла каждый уголок сознания и постепенно он становился сам не свой. Думал о своих родителях, которых больше нет. О маме, которую шантажировали собственным сыном, чтобы она залезла в петлю и о папе, который, если бы был жив, ни за что не позволил бы любимой женщине умереть. Он бы все исправил, но его подло убили. Насколько же сильным человеком он был, но жизни его лишила трусливая мразь, которая каждый свой поступок совершала исподтишка.
Доминик вспоминал лицо матери, каким оно было, когда он ее снимал с петли и думал про Реми. А потом опять смотрел на убийцу своего брата.
После того, как Нану ушла из подвала Доминик окончательно превратился в чудовище. В нем просто атрофировалась жалость и сочувствие. В груди поселилась пустота и со стороны могло показаться, что Моно стал идеальным палачом. Бенуа это чувствовал и на Доминика смотрел с ужасом. Парень постоянно что-то бормотал в надежде уговорить Моно отпустить его, но это не помогало.
Доминик долго разговаривал с Бенуа. Иногда это действительно напоминало более-менее, обычную беседу. Моно садился на пол напротив в страхе прижавшегося к стене Бенуа и задавал ему вопросы, или сам что-то рассказывал. Хотя, чаще всего, от того, что говорил Доминик, страх в Бенуа только разрастался и достигал пика.
