Она смотрит на меня в упор. Я вижу, что она вот-вот заплачет.
– Скажите, что думаете, – говорю я ей.
– Софи и Адам друг друга стоили, честное слово. Она была замкнутой, тихой. Была склонна к депрессиям, а он этого не замечал. Хреновое сочетание, как по мне.
* * *
Прежде чем отправиться обратно в Шелтон, я проверяю автоответчик. И нахожу там сообщение от Адама.
Он говорит негромко. Не шепотом, но так, будто старается не потревожить кого-то. Может, дочь?
– Я слышал, у вас есть подозреваемый, – говорит он. – Я все еще пытаюсь прийти в себя и решить, что делать дальше. Просто хотел позвонить и поблагодарить тебя за все. Ты всегда была мне дорога, как и вся твоя семья.
Он думает о Кипе. Не обо мне. Я знаю. Он вспоминает, как наш отец каждый год возил его с Кипом на рыбалку, с седьмого класса и до того момента, как Кип пошел на службу. Пару раз я ездила с ними. Но Адам и Кип были главными героями этой истории. Я была просто застенчивой девочкой, влюбившейся в лучшего друга своего брата.
Сама не зная, почему, я прослушиваю сообщение еще дважды, прежде чем удалить его.
22
Ли
Отдел судебно-медицинской экспертизы округа Китсап лежит на холме, прямо над дилерским центром Бремертона, уставленным бесконечными рядами новеньких автомобилей. Я приезжаю в одиночестве. Монтроуз развозит своих детей перед работой, потому что, как он выразился, «на этой неделе вторник стал понедельником», и вся его семья стоит на ушах.
Хорошо, что у меня в жизни все просто.
Когда я заезжаю на парковку, то вижу тренирующихся новобранцев на поле слева от меня. Всякий раз при виде молодых солдат я вспоминаю своего брата. В армию идут по разным причинам. Кто-то просто хочет воевать. Кто-то сбегает из дома. Для кого-то вечная борьба – это способ существования. Таким был Кип. Бойцом.
Мое сердце замирает, когда я вижу на парковке бордовый «Бьюик».
Сюда приехали Фрэнк и Хелен Флинн. Понятия не имею зачем. Адам уже опознал Софи, им нет никакой нужды истязать себя.
Когда охрана пропускает меня в здание, я встречаюсь с помощницей судмедэксперта Селией Грин. Ей двадцать с небольшим, у нее короткие светлые волосы и по дюжине сережек в каждом ухе. Над вырезом ее кофты видна часть татуировки – какая-то надпись, выполненная каллиграфическим шрифтом. Я не могу разобрать слова и наверняка буду гадать весь день. Со мной так всегда. Я обожаю загадки и никогда не пропускаю телевикторины, хотя вслух об этом никому не признаюсь.
– Господи боже, – говорит она вместо приветствия, – отец убитой – тот еще козел.
Я сохраняю бесстрастное выражение лица:
– В чем дело?
Селия закатывает глаза.
– Он хотел ее увидеть. Я сказала, что тело уже опознали и подготовили к вскрытию. Предложила дождаться, пока его отправят в похоронное бюро.
– Его это не устроило, – говорю я, прекрасно зная, что Фрэнка Флинна ничего не устраивает. Он успел оставить мне семь голосовых сообщений. В каждом содержалось настойчивое – и непрошеное – предложение «помочь» с расследованием.
– Не устроило, – подтверждает Селия. – Они с женой в смотровой, ждут, чтобы подняли жалюзи.
– Патологоанатом может это сделать? – уточняю я.
– Ага, – говорит Селия.
Светлая память. Вот что вытатуировано у нее на груди. Мне видны верхние края букв С и П. Интересно, кому посвящена татуировка? Но я не стану спрашивать.
– Девочка осталась с Деб в архиве, – добавляет Селия.
Я поражена:
– Они привезли с собой дочь?
– Ага. С ума сойти. Кому взбредет в голову взять в морг трехлетнюю девочку?
– Фрэнку Флинну, – говорю я. – Вот кому.
– Миссис Флинн это явно не по душе. Она ни слова не сказала.
Для Хелен это нормально, но я решаю промолчать. Я направляюсь в смотровую, где встречаю мать Софи, сжимающую коробку салфеток, и Фрэнка, стоящего прямо перед смотровым окном, словно в ожидании футбольного матча.
Он сверлит меня обжигающим взглядом.
– Ну наконец-то, – говорит он. – Я уж думал, вы не приедете.
Я приехала на десять минут раньше, но говорить об этом не стоит.
– Я здесь.
Я слышу, как Хелен вытаскивает из коробки носовой платок. Она уже всхлипывает. Я кладу руку ей на плечо.
– Вам необязательно здесь оставаться, миссис Флинн.
Она кивает, затем смотрит на мужа.
– Она хочет здесь быть, – говорит он. – Это наш единственный ребенок. Мы хотим справедливости, и мы намерены принимать самое деятельное участие везде, где можно.
– Мне очень жаль, – говорит Хелен одними губами.
Фрэнк кидает на нее такой взгляд, что она тут же отворачивается, словно от удара.
– Мы все хотим справедливости, – говорю я. – Поэтому я и здесь. Я буду бороться за Софи до тех пор, пока не поймаю того, кто ее убил. Давайте не будем спорить о том, в чем мы и так согласны.
Фрэнк еще несколько секунд смотрит на жену, прежде чем перевести взгляд на меня.
– Вы все правильно говорите, но я кое-что о вас разузнал. Послужной список у вас сомнительный.
– Фрэнк! – восклицает Хелен. – Прошу тебя.
Он говорит о девушке, которую нашли задушенной в озере Мейсон. Скорее всего, ее убил бойфренд, но мы не смогли доказать его вину.
Фрэнк трясет головой в притворном омерзении:
– Интересно, каково сейчас родным Кэти Райнхарт?
Я знаю, чего он добивается, но не собираюсь глотать наживку. Кем нужно быть, чтобы ранить других чужой трагедией?
– Они горюют, – говорю я.
Фрэнк не вздрагивает. Не такой он человек, чтобы вздрагивать. Он идет прямиком в атаку, как грузовик без тормозов.
– И злятся, – говорит он в ответ и добавляет: – Я позвонил отцу Кэти Райнхарт, и ему было, что сказать.
Я понимаю. Честное слово, понимаю. Скорбь толкает людей на многое. Я не хочу ругаться с этим человеком. У него есть право злиться на весь мир. Но чего у него нет, так это права создавать нелепое подобие клуба родителей, чьи дети погибли, а убийцам удалось ускользнуть. Я собираюсь найти убийцу Кэти. И убийцу Софи.
– Миссис Флинн, вы уверены, что хотите видеть Софи? – спрашиваю я, стараясь говорить как можно мягче. – Вам необязательно это делать.
Как и всегда, Фрэнк отвечает за свою жену:
– Она этого хочет.
Но его мнение меня не волнует. Что бы между ними ни происходило – а я прекрасно вижу, что между ними происходит, – это не мое дело. Хелен – человек, а не вещь.
